Жаркое лето в Берлине

— Говоря откровенно, я думала, что тебя нет дома. Как я могла предположить, что ты в такой ранний час сидишь у матери, тем более что вечером она так расстроилась поведением этой ужасной женщины. — И Берта бросила на Джой испепеляющий взгляд. — Ведь на родине твоей жены все женские обязанности ложатся на мужчин, и это считается в порядке вещей. Вот я и подумала, что ты нянчишься с Энн. И что же, вместо тебя я застаю там своего сына. Ему нужно заниматься, а он проводит время с Энн в роли няньки! Я выпроводила его из комнаты, ну разве я могла знать, что эта негодница поведет себя, как дикий звереныш.

— Вы лжете!

Сбросив с себя пальто, Джой стала снимать перчатки. Глаза ее так сверкнули, что Берта отшатнулась.

Доктор Гейнц выпрямилась. Когда она заговорила, голос ее был холоден, как и ее голубые, точно льдинки, глаза.

— Я не допущу, чтобы меня называли лгуньей. И если подобные неучтивости повторятся, я откажусь делать операцию.

— Какую операцию? — в тон ей спросила Джой, медленно направляясь к Гейнц, которая сразу как-то сникла и отступила на один шаг. Она кинула на Берту умоляющий взгляд, призывая ее на помощь. С напускным достоинством Берта произнесла:

— Положение становится настолько неприятным, что мне остается только извиниться перед доктором Гейнц и предложить ей уйти отсюда вместе со мной.

— О нет! Подождите! — Джой стояла лицом к лицу перед двумя солидными женщинами, и Стивену она показалась такой хрупкой, как веточка ивы, которую они могли сломать. Он с удивлением наблюдал за ней, даже Энн перестала плакать и, открыв рот, с любопытством смотрела на мать.

— Должна сказать, я никогда бы не позволила вам оперировать Энн, будь вы даже единственным доктором на свете. Я никому не позволю производить эксперименты над моим ребенком.

Доктор Гейнц побелела как полотно, вцепившись в плечо Берты, от ее заносчивости не осталось и следа.

— Как смеете вы… — Берта замахнулась, чтобы ударить Джой.

— Не смеешь! — прикрикнул на нее Стивен. — Она тебе не Юлиана.

У Берты вырвалось словцо, незнакомое Джой. Затем она повторила:

— Как смеете вы говорить…

Джой подошла к ней вплотную.

— Как посмели вы привести к моему ребенку убийцу? Как смели вы подумать, что я разрешу дотронуться до моего ребенка этой твари? Ведь она была приговорена к двадцати годам тюрьмы за преступления, совершенные в Равенсбруке! Вы такая же дрянь, как и она!

Она услышала, как ахнул Стивен, уголком глаза увидела, как он положил Энн в постель. В одно мгновение он очутился возле нее, когда она замахнулась на отпрянувшую от нее Гейнц.

— Что касается вас, фрау Лена Нейберт, я отказываюсь называть вас врачом — вы убийца, вы уничтожили тысячи людей, вы грязная, запятнанная кровью садистка, вы гнусная тварь! Вам не место среди врачей, даже на бойне вам не место. Вон отсюда!

— Так это правда, Берта? — спросил Стивен.

— Отказываюсь отвечать на подобную клеветническую чепуху. — И Берта хотела пройти мимо него, но он схватил ее за кисть руки и притянул к себе.

Они стояли лицом к лицу, глядя друг другу в глаза.

— Фу! — Он отшвырнул ее от себя, она захныкала, потирая сжатую до синяка руку. — По твоему лицу вижу, что это правда. А теперь вон отсюда обе! Я не ручаюсь за себя, хоть вы и женщины.

Они выскочили из комнаты, как перепуганные овцы. Оказавшись за дверью, Гейнц пришла в себя, и ее лицо исказилось от ярости.

— Я привлеку вас к суду за оскорбление! — громко сказала она и повторила это по-немецки. Джой, провожавшая ее до дверей, крикнула ей вслед:

— Пожалуйста! С превеликим удовольствием разоблачу вас и ваши преступления перед всем миром.

Шарлотта подозрительно быстро пришла от матери.

— Фрау приглашает мисс Анну выпить с ней молоко.

Энн, уже вполне придя в себя, помчалась доложить о разгроме своих врагов.

Джой, закрыв дверь, упала в изнеможении на диван. Стивен стоял перед ней совершенно ошеломленный.

— Где и когда ты об этом узнала?

— Сегодня утром от Брунгильды.

— Кто такая Брунгильда?

— Дочь профессора.

— Не знал, что ты знакома с его дочерью.

Джой устало вздохнула.

— Я тебе солгала.

— Что-о?

— Узнав, что профессор болен, я пошла его навестить. А ты думал, что я бегаю по магазинам с Луэллой. Он был при смерти; он попросил меня поиграть, и я осталась. В ту ночь он умер.

— А сегодня ты опять была там?

— Да.

— Зачем?

— Мне показалось, что Брунгильда что-то знает о твоей семье. А возможно, и о тебе.

— Обо мне?

— Не о тебе лично. Она была на принудительных работах в Освенциме на фабрике твоего отца.

Стивен круто повернулся, подошел к окну. Когда он опять посмотрел на нее, на его лице была написана мука, как и в прошлую ночь.

Он склонился над ней.

— Клянусь жизнью наших детей, Джой, я не знал, что мы докатились до этого, — хриплым голосом сказал он.

— Верю тебе. Пусть и докатились, это не имеет значения: прошлое предано забвению как для меня, так и для тебя.

— А эта Гейнц? — помолчав, спросил он.

— Она была врачом вместе с Оберхойзер и еще одной женщиной в Равенсбруке. Туда была отправлена «для экспериментов» Брунгильда. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом.

Усталость уносила ее на своей волне.