Жажда

Его предложение не работает, но Келтон, довольный своей способностью делиться никому не нужной информацией, улыбается. Знать жизнь по книгам – это хорошо настолько, насколько хороши роликовые кроссовки: до какого-то места они тебя довезут, но дальше ты вынужден топать своими ногами. В критической ситуации это знание не поможет; тут нужна мудрость, которую воспитывает улица. Мне повезло: у меня есть и то, и другое. Я уже два года живу сама по себе и умудрилась кое-как обходиться без постоянного адреса и регулярного дохода. То поживу месяцок у подруги, то заберусь в дом, арестованный по долгам за ипотеку, то, как все последнее время, пороскошествую в богатом доме на побережье. И мне хорошо. Такая жизнь, жизнь на грани, мне вполне подходит.

То же самое в школе. Мне несвойственна была мелодраматическая зацикленность на самой себе, необходимая тем, кто желает стать готом, но и в экстравагантную идиотку я тоже не играла. У меня было достаточно мозгов, чтобы пренебрегать мнениями толпы, и по мне лучше уж быть посаженной на школьный флагшток, чем прослыть хипстером.

Родители мои, не вылезавшие из кучи собственных проблем, а потому считавшие, что проблемы есть и у меня, не уставали показывать меня врачам и психофармакологам, которые в один голос уверяли их, что мои беды проистекают от моего конфликта с социальной средой, а не от якобы имеющегося в моем организме химического дисбаланса. Родители от таких разговоров выходили из себя.

А действительно, какими конфликтами чревато то, что мать, например, из зловредности регулярно недожаривает цыпленка, которого подает мужу, а тот, отдавая дань своему застарелому нарциссизму, в сорок лет подтягивает кожу на физиономии? Но, в конце концов, родители нашли парня, который поставил мне диагноз, и тот им понравился: «психодиссоциативное расстройство и нигилистические тенденции личности». Что означало, короче, что мне просто плохо. А они стали пичкать меня «колесами». Спасибо вам, доктор Квэк.

Это было здорово. Для них. У меня же не было достаточной мотивации, чтобы иметь собственное мнение, но не было и энергии, чтобы это меня волновало. Правда о лекарствах состоит в том, что они действительно спасают тебе жизнь, если ты в них нуждаешься. Если же нет, то они тебе как гвоздь в заднице. Мать вдруг отрастила себе яйца и объявила, что желает развестись. И тогда я свалила. Наблюдать за этим балаганом, даже с первого ряда, я не собиралась. Время от времени я звоню им, чтобы убедиться, что они еще не сожрали друг друга и не вступили в какой-нибудь «Храм народов» новоиспеченного Джима Джонса. В остальном же мы держимся каждый по свою сторону демилитаризованной зоны.

Более двух лет полагаясь только на себя, я не раз оказывалась на волосок к тому, чтобы попасть в рабство, быть убитой – и это все случилось еще до истощения водных ресурсов. Неплохой материал для мемуаров, которые я вряд ли когда сяду писать.

А сейчас я стала предводителем компании из трех надоедливых подростков – по большому счету, самая опасная ситуация из тех, где я бывала.

Наконец мы находим «БМВ», припаркованный на отдаленной стоянке. Сияющий серебристый корпус, и машина выглядит исключительно дорого, а это означает, что она, как и говорил блондин, доверху нагружена водой. При мысли о воде мои гланды принимаются пульсировать. Но когда я смотрю внутрь машины, она оказывается заваленной всяким ненужным барахлом. Рулоны бумаги, мусор, тряпье, старые дивиди-диски, которые уже никогда не будут играть. Не может быть! Какой тупой старьевщик станет заваливать такую машину всем этим хламом? Я ищу под сиденьями, между сиденьями – все заполнено мусором. Наконец, открываю бардачок, и вот оно – спасение! По крайней мере, граммов триста. Я начинаю заглатывать воду, не собираясь ее ни с кем делить, потому что знаю – у моих спутников своя вода. Чтобы вздохнуть, мне приходится оторвать губы от бутылки.

Отдышавшись, я продолжаю рассматривать хлам. Десятки фотографий человека, которому принадлежал автомобиль. Семейные глянцевые фото, на которых вся семья, улыбаясь, тянет шеи из тесных водолазок. Такие фотографии обычно вешают на стену в рамочках. И, по мере того, как я продолжаю рассматривать эти портреты, они начинают производить на меня все более сильное и странное впечатление, что кажется мне глупым – ведь я не знала и не знаю этого типа! Но постепенно правда доходит до меня. Ведь это были вещи, которые он взял с собой, уезжая из дома, и, может, навсегда. И мне понятно то чувство отчаяния, которое владело этим человеком. Поняв это, я вдруг с новой силой ощущаю ужас нашей ситуации. Меня трясет. Это лихорадка. Нужно собраться для поездки. Не время для слабости. Нужно действовать.

Я делаю еще один глоток из бутылки и ловлю взгляд Алиссы.

– Береги воду, – говорит Алисса тоном диктора социальной рекламы, которую она вместе со своим братцем-идиотом наверняка смотрит в перерывах между мультиками.

Я отвечаю на ее взгляд.

– Келтон сядет рядом со мной, на место пассажира, – объявляю я. – Хотя он и раздражает, но он информативен.