Жажда III

Всё это жутко напрягало, но, увы, таковы реалии нового мира, больше никто не выгоняет технику на уборку снега, даже колеи никакой нет от проехавших часом ранее машин, что позволяет хоть как-то ориентироваться. Расстояние вроде не большое, особенно в уме современного человека, который привык использовать транспорт — каких-то сто восемьдесят километров, но при данных условиях до Рязани мы тащились почти четыре часа. Однако до темноты, времени оставалось ещё вагон и маленькая тележка, так что я ни разу не расстроился.

Управлять этой машиной было сплошным удовольствием. Бывший владелец очень ревностно следил за ней, такое видно сразу и даже годовой слой пыли и грязи не смог этого спрятать. Ничто нигде ни гремело, не скрипело, всё работало как швейцарские часы. Дизельный двигатель едва поглотил четверть бака, что в свою очередь стало очередным плюсом в пользу «Прадика». Расставаться с ним очень не хотелось, а потому я решил продолжить путь в заповедник прямо на нём. Насколько я помнил из старой жизни, по проходимости, со старой японкой от компании «Тойота» мало кто мог посоревноваться.

Мы уверенно въехали в лес, все спали, даже Макс дремал, а меня накрыло ностальгическое настроение. Честно говоря, я ожидал немного иных эмоций, скорее, мрачных, связанных со смертью Марины. Но нет, даже если я и испытывал сейчас некую грусть, всё же она была приятна. Я провёл здесь немало хороших дней, а эта дорога так и вообще была очень хорошо знакома.

То ли царящая вокруг атмосфера покоя меня так расслабила, а возможно, навеянное воспоминаниями настроение тому виной… Короче, ощущение опасности я попросту проигнорировал. Вот только что машина уверенно месила снег, как в следующую секунду раздался негромкий хлопок, после чего в руль, да и вообще по всему кузову, пошла дикая вибрация. Я не первый день за рулём, а потому быстро сообразил, что всё это означает: мы только что потеряли колесо, в смысле пробили.

И вот здесь я совершил огромную ошибку: остановил машину и покинул салон в одиночку. Более тупого поступка просто не придумать. Но ведь сейчас день, интенсивность ультрафиолета хоть и перекрыта тучами, но всё ещё достаточна, чтобы не позволить уродам разгуливать по поверхности. Никаких видимых угроз я тоже не обнаружил, а пробить колесо в лесу, ну не очень сложная задача, случается всякое.

Все эти оправдания я успел перебрать в голове, одновременно покрывая себя самыми последними словами. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять: пробой в колёсах очень далёк от случайного. Ну невозможно зараз потерять все четыре. Однако мозг человека никогда не реагирует на опасность мгновенно, всегда требуется некоторое время на осмысление и его с лихвой хватило тому, кто выставил здесь шипы.

Затылок взорвался болью, в глазах начало темнеть, и я даже пикнуть не успел, как колени подломились, а перед глазами образовалась тьма.

* * *

Сознание возвращалось очень тяжело. Голова просто раскалывалась, к горлу постоянно подкатывала тошнота. Ощущения знакомые, очень похоже на сотрясение мозгов, которых у меня, судя по произошедшему, быть не должно. Я попытался открыть глаза, но быстро отказался от этой затеи, потому как меня едва не вырвало. Сам того не желая, я издал слабый стон.

— Очнулся… Он очнулся, — на пределе слышимости раздалось чьё-то бормотание. — Я сам вижу, без тебя всё вижу. Их нужно убить, убить. Нет нельзя, просто так нельзя, настоящий охотник не может убивать просто так.

Бормотал один и тот же человек, это точно, тембр голоса не менялся, но тем не менее разговор выглядел так, словно общаются двое. Я сделал очередную попытку разлепить веки и посмотреть на того, кто с такой лёгкостью пленил нас и при этом ведёт себя столь неадекватно. Голова закружилась просто невыносимо, тошнота прыгнула к горлу и сдержать её я уже не смог, даже когда вновь закрыл глаза. Хорошо, что я лежал на боку, потому как руки и ноги оказались связаны, это я понял сразу, когда попытался встать на четвереньки, дабы облегчить себе работу по опустошению желудка.

— Ага, я предупреждал, предупреждал тебя, теперь будешь убирать блевотину, убирать будешь. Нужно было убить их, убить сразу, а теперь будешь убирать, — тут же затараторил голос. — Заткнись, заткнись, я тебе сказал! Нельзя нам убивать, нельзя просто так. Мы охотники, мы не можем без причины. У нас ещё много еды, очень много, а значит, нельзя, нельзя пока, очень рано ещё, нельзя.

Голос то удалялся, то приближался, из чего я сделал вывод, что человек бродит туда-сюда и действительно говорит сам с собой. Стоило опорожнить желудок, как мне тут же полегчало, и хоть подняться на ноги я был ещё не в состоянии, а голова продолжала болеть так, словно её сдавливали огромными тисками, хотя бы смог осмотреться.