Жажда любви

Наконец он уснул, измученный духотой и угольным дымом, предварительно попеняв на французское правительство за его скупость.

За утренним завтраком он опять вспомнил о Гизе, и в его душе опять шевельнулось какое-то смутное подозрение.

Этот старый дурак сказал ему, что Жюльен и не думает жениться. Странно, если только это соответствует истине. Но соответствует ли? — вот в чем вопрос. Но лгал Гиз или не лгал (что за отвратительное масло!), его испуг при известии об отъезде Колена в Тунис, во всяком случае, наводил на размышления.

Колен обсуждал этот вопрос со всех сторон, и это помогло ему примириться с плохим завтраком.

В Марселе ему удалось прилично пообедать, а буфет трансатлантического парохода оправдал все его ожидания.

После краткого отдыха в стенах «Сплендида» он облекся в легкий белый костюм (Колен не был щеголем, но все-таки заботился о своей наружности), приказал подать себе мотор и поехал к Жюльену.

Он не отдавал себе ясного отчета в том, что его ожидает, но смутно мечтал о встрече с Жюльеном и Сарой, о том, как Жюльен будет благодарить его, а Сара вспоминать его заботы и внимание.

Может быть, ему даже удастся поцеловать ее на правах папаши, роль которого заранее предопределена ему в этом союзе трех.

Потом он будет гулять и беседовать с Сарой.

Он понимал, что от него потребуется много исключительного такта в этих исключительных обстоятельствах, и был уверен, что окажется на высоте положения.

Он с удовольствием осматривался, не пропуская ни одной женщины, с покрывалом или без покрывала, и наслаждался видом снующей по улицам толпы, которая была так живописна в этой знойной и благоухающей атмосфере Востока, которая для европейцев типа Колена является синонимом распущенности и тайного, привлекательного порока.

Он без доклада проник к Жюльену и громко окликнул его по имени.

На улице было еще светло, но в вестибюле уже горело электричество.

Дом, в котором жил Жюльен, — большое здание в мавританском стиле, которое вполне отвечало вкусам и нуждам своего хозяина.

Колену понравились строгие, может быть, даже слишком строгие, линии его архитектуры. Он прошел через анфиладу комнат и остановился перед парчовой портьерой, которая тяжелыми, точно окаменелыми складками висела от потолка до пола.

Колен откинул ее движением рук и попятился.

Жюльен полулежал на диване, окруженный подушками, а у его ног, с бокалом вина в руках, стояла бледнолицая, чернокудрая красавица с накрашенными губами и глазами.

— Прелестно! — воскликнул Колен, забывая обо всем на свете. — Алло, Жюльен! Как я вижу, вы не лишены комфорта!

Жюльен вскочил с места и расхохотался.

— Алло! Присаживайтесь.

Он уселся рядом с Коленом и отдал какое-то приказание по-арабски: девушка скрылась, сверкнув своими белыми зубками.

— Ну и ну!.. — мог только сказать Колен, наслаждаясь этой гаремной обстановкой.

— Что ну? — небрежно переспросил его Жюльен.

Колен только теперь рассмотрел Жюльена.

— У вас неважный вид, мой мальчик! Слишком много шербета, шампанского и любви, не правда ли?

Жюльен иронически улыбнулся.

— Я только что получил телеграмму из министерства, — сказал он, передавая Колену и телеграмму и ключ для разбора шифра.

— Вы здорово поработали здесь, — сказал Колен, ознакомившись с содержанием бумаги, — пора и домой. Вас вызывают по делу Вантреза, и министерство как будто ничего не имеет против этого.

— Мне это безразлично. Я все равно никуда не поеду.

— Как не поедете! Что вы хотите этим сказать? Ведь ваша миссия кончена и...

— Я решил обосноваться здесь окончательно.

Колен расхохотался.

— Забавная идея, дружище!

— Это мое твердое решение.

Красавица снова появилась с кофе и ликерами и на коленях предложила их Колену; созерцая ее прелести, Колен на мгновение забыл затруднительность текущей проблемы.

— Надо думать, что она не попадется на глаза графине, — подмигнул он Жюльену, когда девушка вышла из комнаты.

Мысль о Саре заставила его более критическим взором взглянуть на поведение Жюльена.

— Все это прекрасно, мой милый, пока человек свободен; я первый стою за это, но в вашем положении, после всего того, что вынесла из-за вас эта молодая женщина, и принимая во внимание ее исключительную преданность...

Он умолк, подавленный потоком собственного красноречия и не вполне уверенный, что избрал верный путь для образумления Жюльена.

Жюльен вздрогнул, и только в эту минуту Колен заметил, как плохо он выглядит: его бледное, осунувшееся лицо казалось возбужденным, полузакрытые глаза сверкали лихорадочным блеском.

— Вы переутомились, — сказал Колен, — ваш последний рапорт — чудо искусства. Ради Бога, объясните мне, как у вас хватает сил и энергии работать после всего того, что было? Я был уверен, что вы выбудете из строя, и очень боялся, что, узнав обо всем, вы немедленно вернетесь в Париж. Уверяю вас, это было самое ужасное время в моей жизни.

— О чем вы толкуете? Я что-то не улавливаю, — с беспечным любопытством сказал Жюльен.

— Я говорю о вашей карьере и о тюремном заключении графини, больше ни о чем, — ядовито ответил Колен.

Он чувствовал себя обиженным холодным приемом Жюльена.