Жажда. Max Pro

Сейчас между людьми и злыми достигнут некий паритет. Нет, обоюдные убийства никуда не делись. Люди всё так же продолжают охотиться за чёрными сердцами, а выродки не брезгуют пить человеческую кровь. Вот только в сравнении с тем, что творилось два года назад, эти случаи можно считать единичными. И ведь с каждым днём мир меняется всё больше. Даже Грог это понял и пошёл на примирение с Лигой. Впрочем, само её возникновение уже говорит о многом. Два разумных вида учатся уживаться друг с другом, потому как иначе не выйдет. И как всегда в подобных случаях, скоро они перейдут ко второму этапу — начнут борьбу за власть. Если не уже…

Их выволокли из машины. Маме и Анфисе предварительно накинули на головы плотные мешки. Выходит, что убивать их не собираются, но это и без того уже было понятно. Нет смысла брать кого-то в плен, чтобы непонятно куда везти и убивать там. Подобное происходит сразу, на месте.

Буквально в десяти шагах от машины расположилась станция метро, куда они дружно и проследовали. Зрение парня вновь переключилось, как только солнечный свет остался позади. Бойцы скинули очки, которые теперь просто болтались на шее. А значит, наружу они больше не собираются. Далее спуск по замершему эскалатору, открытая настежь гермодверь, что тоже говорит о многом. Например, о том, что злые не боятся внезапного вторжения, из чего вытекает очередной вывод: Москва полностью под их контролем.

Макс в очередной раз согласился с правильностью выводов Грога. Силы уравнялись, а может даже и наоборот — чаша весов постепенно склонялась в сторону злых. Люди уже не казались непобедимыми, все их преимущества постепенно сходили на нет. А что до серебра, не такой уж это и аргумент. Для его применения нужно ещё подобраться на расстояние выстрела. Вот только с каждым днём сделать это становится всё сложнее. В то время как противник вообще может свободно использовать самый обыкновенный боеприпас. Никаких запасов сердец не хватит, чтобы отбиться. И всё это теперь помножено на опыт и выучку.

Прокрутив всё это в мозгах, Максу даже немного жутковато стало. Та Лига, которую он видел в Муроме и Касимове, оказалась верхушкой айсберга. Сейчас же ему постепенно открывалась его подводная часть. И она натурально поражала своими масштабами. Да, им ещё далеко до подобного уровня повсюду, но и этот момент не за горами. В то время, как люди, напротив, разобщаются. И это ещё неизвестно, что творится за пределами страны, а ведь там наверняка тоже что-то происходит.

Их погрузили в дрезину, затем долго куда-то везли по тёмным тоннелям метрополитена. Потом они ещё какое-то время шли пешком, пока не достигли огромного бомбоубежища. Здесь их распределили по разным камерам, полностью исключив возможности общения. Все попытки разговоров по пути жёстко пресекались. А неугомонному Максу впоследствии тоже вставили в рот кляп. Видимо, у них с матерью это семейное.

Камера два на два, оборудована лежаком и крохотным столом, что был прикручен к стенке. Роль туалета выполняло ведро. Вот и все удобства. Каждый день Макса выводили на допрос, а по возвращении его всегда ожидала пол-литровая бутылка с синькой, порция незатейливого обеда и чистое отхожее место. Так что на условия содержания он не жаловался.

Допросы представляли собой самый настоящий цирк. Порой вопросы задавали настолько странные, что Макс не понимал: они это всерьёз, или откровенно издеваются? Вот, например, как можно реагировать на вопрос: «Сколько раз в день вы предпочитаете заниматься онанизмом?» Что это? Зачем нужна подобная информация? И ведь это, можно сказать, практически самый безобидный из тех, что на серьёзных щах задавал строгий мужчина, в классическом костюме.

Впрочем, парень догадывался, для чего всё это нужно. Его испытывали, наблюдали за реакцией, тем самым составляя психологический портрет. Порой человек делал какие-то пометки в журнале, даже не дождавшись ответа. При этом все вопросы Макса игнорировались, а стоило лишь слегка проявить агрессию или напор, допрос тут же прекращался.

Иногда вопросы повторялись. Чаще всего те, что имели непосредственное отношение к их появлению в столице. А как-то раз его вообще мучили одним и тем же вопросом до тех пор, пока он не сорвался. И так продолжалось изо дня в день. Каждый раз всё начиналось одинаково: в камере включался свет, строгий голос в динамике приказывал встать лицом к стене, после чего внутрь входили трое и, сковав запястья наручниками, его уводили в комнату допроса.

Однажды он попытался прорваться с боем, но ничего хорошего из этой затеи не вышло. Разряд электрошокера быстро погасил сознание, а очнулся он в смирительной рубашке, в которой провёл почти трое суток. И хорошо, что её низ был открытым, иначе… В общем, в туалет он худо-бедно ходил. Гораздо больше проблем испытывал в момент приёма пищи, а вот о синьке пришлось забыть.