Состоящей в последующих двадесяти добродетелях. А именно. Охота, и любовь к слову, и службе божеи, исстинное познание бога, страх божии, смирение, призывание бога, благодарение, исповедание веры, почитание родителем, трудолюбие, благочиние, приветливость, милосердие, чистота телесная, стыдливость, воздержание, целомудрие, бережливость, щедрота, правосердие и молчаливость и протчая. [...]
ЖИЗНЬ ИВАНА ИВАНОВИЧА НЕПЛЮЕВА,
ИМ САМИМ ПИСАННАЯ[195]
1715-го, марта в первых числах, возвратился я в дом свой и в том же марте месяце взят на службу и, быв на смотре марта в 24-й день у князя Меньшикова, написан в число назначенных обучаться в Новгороде начальных оснований математики.
Того же года, июня в 29-й день, присланным из Новгорода указом повелено — выбрав 84 человека из тех начавших обучаться, отправить в Нарвскую школу, в которой учителем был навигатор Митрофан Михайлов, сын Кашинцов, а директорами над оной были обер-комендант Кирилла Алексеевич Нарышкин, комендант Василий Григорьевич Титов. [...]
Того же года, октября 1-го дня, по присланному указу перевели нас всех в школу в Санктпетербург, которой школы был содержателем француз Баро; оная была под ведением армирала Фёдора Матвеевича Апраксина и генерал-майора и оберстер-кригскомиссара Григорья Петровича Чернышева; потом она поручена была Андрею Артамоновичу Матвееву. В той школе было нас обучающихся 300 человек.
1716-го, по указу царского величества, велено выбрать из той школы 20 человек и отослать в Ревель к флоту, в числе коих и я, Неплюев. [...]
28-го числа того же месяца (августа) его царское величество, будучи на корабле «Ингермоландии», изволил смотреть всех нас, гардемаринов[196]
, и выбрал для посылки в Венецию (в числе коих находился и я, Неплюев) 30 человек для обучения мореплаванию на галерах[197], да во Францию для обучения мореплаванию на кораблях 20 человек, туда ж для обучения архитектуры 4 человека.29-го числа перевезли всех нас, выбранных с кораблей, в Копенгаген, где его величество повелел послу своему, князю Василию Лукичу Долгорукому, выдать нам на дорогу по 6-ти ефимков[198]
сверх прежняго жалованья и отправить в Амстердам. [...],Июня 1-го дня (1717 г.) подали мы от республики Венециянской указ генерал-капитану, который по прочтении онаго объявил нам, что он прикажет принять нас на галеры по два человека, и чтоб мы дали ему известие, кто с кем на галере быть желает. [...]
1718-го генваря 10 князь Михайла княж Андреев сын Прозоровский бежал от нас с иеромонахом Филиппом, монастыря святого Павла, бывшим в Корфу для собирания милостыни, в Афонскую гору[199]
. [...]13-го числа (1719 г., май) были мы в Тулоне[200]
перво у губернатора. Наших русских гардемаринов в Тулоне было 7 человек: Андрей Иванов сын Полянский, Воин Яковлев сын Римский-Корсаков, Михайло Андреев сын Римский-Корсаков, князь Александра Дмитриев сын Волконский, князь Борис Семёнов сын Борятинский, князь Борис Григорьев сын Юсупов, Александра Гаврилов сын Жеребцов. Учатся они в академиях с французскими гардемаринами, которых в той академии 120 человек, навигации, инженерству, алтиллерии, рисовать мачтапов[201], как корабли строятся, боцманству (то есть оснащивать корабли), артикулу солдатскому, танцовать, на шпагах биться, на лошадях ездить; в школу ходят дважды в день; а учат их безденежно королевские мастера. [...] (г. Кадикс, Испания) Августа 4-го числа от его королевского величества прислан указ... по которому поведено нас определить во академию и содержать в компании гардемаринской, как их гардемарины содержатся. [...]И как гишпанские[205]
, так и мы ходили во академию всегда, кроме того, что мы к обедне не ходили; а учились со оными солдатскому артикулу, танцовать и на шпагах биться; а к математике приходили, только без дела сидели, понеже учиться невозможно для того, что мы их языку не знали. [...] И об оном обо всём писали мы многажды в Санктпетербург к адмиралу Фёдору Матвеевичу Апраксину, и в Голландию к послу князю Борису Ивановичу Куракину и просили, чтоб они доложили его царского величества, чтоб нас повелел определить в службу и определил бы нам своё государево денежное жалованье, чем бы мы могли содержаться, понеже гишпанским жалованьем нам содержаться невозможно, и в житье нашем пользы нам никакой нет, понеже шпажное и танцовальное учение к службе его величеству в нас годно быть не может. [...]