Жажда смысла. Человек в экстремальных ситуациях. Пределы психотерапии

В связи с этими половыми различиями в морали возникает вопрос: стал бы мир лучше, если бы в нем господствовали женские представления о ценностях – внимание, привязанность, участие и забота? Был поднят вопрос о том, не нацелено ли женское движение «на повышение статуса женских ценностных категорий и поведения»? (Nunner-Winkler, 1991; Nagl-Docekal, Pauer – Studer, 1993)

Тезисы К. Гиллиган восприняты феминистской теологией именно в этом ключе. Криста Мулак, феминистка и теолог «освобождения», отдает приоритет женской картине мира; она считает, что женская мораль лучше, и требует, чтобы мужчины тоже ее усвоили. Ее агрессивная полемика с мужчинами, в конце концов, опять оказывается проявлением двойных стандартов и идеологии разделения полов (Mulack, 1987).

Мулак более позитивно оценивает моральные ориентиры женщин, сопоставляет их с Иисусовой моралью, которую он воспринял от женщин своего времени, а также ссылается на Гиллиган, хотя та совершенно явно избегала оценок «лучше» или «хуже» (Gilligan, 1984, S. 37). В своей книге «Естественно, женское» Мулак еще более резко формулирует свою консервативную позицию по вопросу пола, обосновывая примат женской морали над мужской естественными, антропологическими преимуществами женского пола (Mulack, 1990, S. 30). Поскольку она сомневается в основных феминистских постулатах равенства, равноправия и равноценности мужчин и женщин (Buse, 1993), аргументируя различия полов социологическими и биологическими данными, она остается в пределах дихотомии противоположностей, то есть на патриархальных позициях, которые следовало бы преодолеть (Келлер). Таким образом, многие феминистские терапевты ведут непростую дискуссию о том, насколько частной, спорной, патриархальной, загнанной в ловушку дуалистического мышления является ситуация, когда мужские ценностные представления механистично замещаются будто бы лучшими женскими.

Нам стоит обратить внимание на наши собственные расхождения с женщинами других культур и национальностей – например, общаясь в женских культурных центрах или работая с ними в одном коллективе, – чтобы понять, что мы, женщины, не являемся «лучшим» полом, освобождение которого означает спасение для остального общества и более высокий уровень цивилизованности (Radcliffe, 1983, S. 18–32). Нам было бы полезно прислушаться к критике наших феминистских коллег из других культур, чтобы задуматься и осознать наши собственные предрассудки и предвзятые оценки.

Такое двусмысленное повышение статуса древних женских добродетелей не позволяет преодолеть расщепление по признаку пола, а, напротив, дает слово половой метафизике, в которой именно анатомия определяет судьбу. Такое продолжение дихотомии не дает женщинам никакой новой перспективы.

Мышление противоположностями характерно для западной традиции, для которой инаковость важнее сходства, отграничение важнее взаимосвязанности, что не соответствует действительности и препятствует интегративным решениям. Женская мораль не является более гуманной и целительной в неисцелимом мире, как раз наоборот, она часто оказывается «обслуживающей моралью», соглашающейся с неравенством полов и цементирующей существующую дискриминацию. Эту тему обсуждали в рамках дискуссии о «пособничестве женщин нарушителям женских прав и насильникам» (Th"urmer-Rohr, 1987). Никто не ждет от феминистской психотерапии спасения, но феминистское мировоззрение делает попытку отойти от принципа «или – или», характерного для иерархий, и заново осмысляет фундаментальные жизненные ценности. Она пытается описывать реальное и «видеть возможное до того, как реальное будет изучено до конца», как это формулирует Биргит Пельцер. При этом она не ограничивается деконструкцией существующего, а ищет смысл в новых идеях и представлениях о возможном месте женщины в обществе, в символизации того, что женщины переживают как женское.

Феминистская психотерапия борется с психическим обеднением нашей культуры, но не для замещения жизни, а для поддержки осмысленного мышления и действия на пути самоутверждения. Эта психотерапия сопровождает женщину в поиске более полной жизни, имеющей смысл и достаточную ценность.