Жажда снящих

«Так грустно, мой лорд… Я всего лишь не желала умирать вдали от тебя. Но, видимо, суждено».

Я выпрямилась. Мы, оставшиеся, перекинулись взглядами. Потянули мечи из ножен, заухмылялись, будто объединённые общей похабной тайной.

– А что, Генри, – проговорил Эвверин, – не подтянуть ли тебе безрукавочку, а? Не жмёт ли где? Может, напоследок?..

– Попробуй, Мак – я тебе кой-чего так подтяну, разом жить захочется.

Мужики загоготали – беспечно и развязно, куда веселее, чем соответствовало моей неуклюжей шутке, будто сидели в трактире за кубком вина, а не доживали последние минуты. Эвверин обиженно загундосил, я показала ему жест, в моём исполнении неизменно приводивший их в восторг. Хохот стал громче, своды зала содрогнулись, огоньки факелов дрогнули, затухая.

Я вдруг ощутила, что у меня затекла рука, и широко махнула мечом. Сказала:

– За милорда!

А Уокерс, изогнув обветренные губы в подобии усмешки, добавил – вполголоса:

– И его ведьму Аделину.

Мы кричали так всегда, хоть ты и не знал об этом, мой лорд. А, узнав, конечно, разгневался бы. Но память о твоей Аделине – это всё, то ещё держит тебя в живых. А стало быть – всё, что может держать в живых нас. Пусть ещё и совсем недолго.

То есть так кричали они: я – никогда.

Я не могла… ты же знаешь, Господи, я просто не могла.

– За его ведьму Аделину.

– За его ведьму Аделину!

– За милорда и его ведьму Аделину! Открывай!

Райлен сбил с двери засов. Мы ринулись вперёд, вверх по лестнице, туда, где ещё было солнце и где пара десятков уцелевших ждали нашего решения – ринулись, чтобы сказать им, что пришли разделить с ними их участь, которая волею нашего милорда одна для всех.

«Это глупо, мой лорд, но, слава Богу, у меня уже не будет возможности тебе об этом сказать».

– За милорда и его ведьму Аделину! – во всю силу глотки закричала я, и в глаза мне ударил солнечный свет.

Ворота Тэленфорта раскрывались медленно, неохотно, с мучительным, раздражённым скрежетом – словно форт не хотел принимать меня. Вполне возможно, что так – ведь в каждом родовом замке живёт частичка души его хозяина, а ты, без сомнения, не обрадуешься мне, мой лорд.

Сумрачный неприветливый двор плыл у меня перед глазами, плыли стены, плыли лица, голоса и звон железа сливались в единый заунывный гул. Кто-то кричит, чьи-то руки – на моих плечах, но я слишком устала, чтобы замечать это. Вдруг узнала мелькнувшее передо мной лицо: Айвин?

– Седдерик, – сказала я. – Там, сзади. Он ранен. Сзади…

Айвин посмотрел мне в глаза и покачал головой. Я вздохнула – почти облегчённо. Не помню, когда я перестала слышать хрипы Седдерика за своей спиной, но я ведь знала, что он не выдержит дороги. С развороченной-то грудиной…

– Я не могла. Я так старалась и всё рано.

– Вам надо отдохнуть, леди Генриетта, – сказал Айвин.

«Почему все они прячут от меня глаза?»

Впрочем, вздор – я знаю, почему. Я знаю, и я так виновата перед ними.

И перед тобой – так виновата, мой лорд.

– Сколько это длилось?

– Не знаю, милорд. Не более четверти часа. Нас было совсем мало.

– Так значит, ты осталась одна.

Ты стоял перед камином, заложив руки за спину, и мял пальцами ладонь. Я не видела твоего лица, но и одной твоей позы, исполненной упрёка, было достаточно. Мне бы хотелось, чтобы ты меня ударил – я заслужила это, и давно заслужила. Что за дерзость – не умирать, когда положено.

– Да, милорд, я осталась одна.

Ты хотел бы спросить, каким образом – я знаю, что хотел, но удержался, потому что боялся, что в голосе слишком отчётливо прозвучит горечь. Впрочем, это был бы бессмысленный вопрос – я сама не знаю, почему выжила в том аду. И не помню, как выбралась из него – очнулась уже на дороге, волоча Седдерика. Помню лишь, что отчаянно хотела жить – снова, и прости меня за это, прости, прости, прости.

Ты хрустнул костяшками пальцев, развернулся, огонь камина высветлил подол твоего плаща алым сполохом. Ты похудел, под глазами у тебя образовались мешки, а на лбу и меж бровей пролегли морщины. Слишком ранние морщины, мой лорд… А я помню самую первую – в левом уголке губ, она появилась в ту ночь, когда опускали в фамильный склеп тело твоей Аделины.

– Мы встретили подкрепление на полпути к Тэленфорту, – хмуро сказал ты. – Они опоздали всего на день. Море штормило, им пришлось переждать в случайном порту. – Ты с силой ударил стиснутым кулаком по раскрытой ладони. – Проклятье, всего один день! Если бы не чёртов шторм, они подошли бы к Галенфорту вовремя! И Седдерик не погиб бы! Седдерик и остальные!

«Но, может быть, погибла бы ты» – тебе ведь так хотелось это добавить, отчего же ты удержался? Пути Господни поистине неисповедимы. Разве же я знала, что так получится?

– Простите, милорд, – пробормотала я, и тебя передёрнуло. «Боже, как я глупа… ты и так ненавидишь меня, а я лишь усиливаю твою неприязнь тем, что слишком хорошо тебя понимаю».