ЖД

– Отказаться я, наверное, не могу, – сказала она с последней надеждой.

– Не можете, – кивнул Гурион. – Никак не можете. Я не стану вас шантажировать судьбой Волохова, Женя, но если придется – сами понимаете, его со всей этой летучей гвардией взять не проблема. Он думает – война, в стране хаос, но и в хаосе, видите ли, остались люди, на что-то способные.

– Ну а если… если я усмирю этот ваш мятеж? Если я вернусь благополучно и с выполненным заданием?

– Тогда, – сказал Гурион с гнусной улыбочкой, – вам будет предоставлено куда более комфортабельное помещение, чем эта ваша банька. Встречайтесь с ним хоть в Баскакове. Правда, они с Эверштейном виделись еще в Каганате, – кажется, вы в курсе… Но с Эвером я как-нибудь договорюсь.

– Я могу оставить для него письмо?

– Нет.

– Хорошо, – сказала Женька, встала и оправила гимнастерку. – Я буду готова через полчаса.

– Вот и славно, – сказал Гурион. – Мобильничек сдайте, пожалуйста. Не мне, не мне, – штабес-гою. У меня уже есть мобильничек.

– Гурион, – сказала Женька. – Я, конечно, понимаю субординацию и все такое. Но я вам, вам лично клянусь, – а у ЖД, как вы знаете, ложная клятва считается серьезным грехом, – что если с Волоховым без меня тут что-то случится, я вас под землей найду и голыми руками удавлю, понимаете, полковник?

– Женя, – холодно сказал Гурион, – вы теряете время. Поезд в половине седьмого, пересадка в Колосове. А угрожать будете жадруновскому гарнизону. Поняли меня? Кру-гом!

3

В этот же вечер, пока Волохов, ни о чем не догадываясь, совокуплялся с Женькой в последний раз перед очередной долгой разлукой, Эверштейн в своей избе осуществлял колонизационную политику по каганатскому сценарию.

Эверштейн, само собой, никогда не принадлежал к ЖД – наивной подростковой организации, годившейся для воспитания молодежи, но категорически непригодной для строительства нового мирового порядка. Варяжская пресса, обзывавшая хазаров ЖДами, играла на сходстве аббревиатуры с традиционным уничижительным обозначением. Войну вели вовсе не ЖД. Война была делом людей серьезных, знающих, чего они хотят, и не питавших никаких иллюзий насчет своих изначальных прав на эту землю. Право было, но куда более тонкое, нежели врожденное. Это было право сильного, и земля обязана принадлежать не тому, кто на ней родился, – к черту глупые имманентности! – а тому, кто с нею лучше справится. Воевать за принцип труднее и почетнее, чем воевать за Родину. Эверштейн понимал это с рождения.

В каждой новой захваченной деревне Эверштейн первым делом создавал музей истории хазарства, то есть вывешивал в каждой сельской школе один и тот же набор фотографий, заблаговременно растиражированных еще в Каганате. Это была по возможности полная история бедствий хазар, много потерпевших в том числе и от коренного населения, никогда толком не умевшего защитить хазар от варягов. Попутно Эверштейн занимался поиском чудофобов – так он давно уже называл про себя антихазарски настроенные элементы.

Но, на его беду, антихазарский элемент никак себя не проявлял. Тут следовало воспользоваться любимой тактикой преждевременных родов, – что-что, а провоцировать противника хазары умели.