Это в наше благополучное время, когда сверху (уже или ещё) не падают чужие бомбы, сытые любители такого типа творчества вправе ценить рефлексии и самокопания Зощенко. В других же исторических условиях, во время войны и сразу после неё, такое «душевное» выковыривание творцом собственных внутренностей неизбежно вызовет у сражающегося большинства лишь справедливое раздражение и понятную злобу в отношении духовного дезертира. Не случайно Константин Симонов в мемуарах, отдав дань писательской солидарности при упоминании критики Зощенко со стороны сталинской власти, всё же не удержался и осторожно заметил, что «к Зощенко военных лет не питал того пиетета»
{636}. В переводе с аккуратного языка мемуаров Симонова-писателя на простой язык Симонова-фронтовика «не питал пиетета» явно будет звучать куда грубее, примерно как у Жданова: «А Зощенко, окопавшись в Алма-Ате, в глубоком тылу, ничем не помог в то время советскому народу в его борьбе с немецкими захватчиками» {637}.Ещё во время войны, когда в конце 1943 года повесть Зощенко «Перед восходом солнца» начали печатать в журнале «Октябрь», это произведение встретило недоуменные отклики. 11 января 1944 года секретарь Ленинградского горкома по пропаганде Александр Маханов передал Жданову письмо работников Ленинградского радиозавода. И во время войны люди читали литературу, с удивлением отмечая: «Зощенко занят только собой… Противно читать повесть. Непригляден и сам автор… Писателю Зощенко не мешал в работе артиллерийский обстрел…»
{638}Маханов намеревался опубликовать это письмо в «Ленинградской правде», Жданов предложил напечатать его в центральной прессе, написав жёсткую резолюцию: «…Усилить нападение на Зощенко, которого нужно расклевать, чтобы от него мокрого места не осталось»
{639}. Чтобы было понятнее, поясним: подписавшие письмо работники Ленинградского радиозавода — небольшая группа людей, оставшихся в осаждённом городе после эвакуации основного производства. В условиях блокады, под регулярным артобстрелом они обеспечивали сложнейшее тогда производство коротковолновых переносных раций «Север». Освоить такую технологию в то время могли только в Ленинграде. И это производство, кстати, начиналось с рабочего совещания военных и инженеров у Жданова в Смольном.Секретарь горкома по пропаганде Александр Иванович Маханов проработал в городе всю блокаду, именно он курировал все без исключения вопросы культуры в осаждённом Ленинграде — от работы местного радио до создания первого музея блокады, он же занимался вопросами эвакуации и спасения ленинградских деятелей культуры, того же Зощенко — в частности. Свою гневную резолюцию по поводу творчества эвакуированного в тыл писателя Жданов наложил 11 января 1944 года, в разгар подготовки операции «Январский гром», которая окончательно снимет блокаду с Ленинграда; ровно через три дня он поднимется на простреливаемую немцами крышу недостроенного Дома Советов, чтобы лично наблюдать за началом наступления…
Представляется, что и у оставшихся в блокадном Ленинграде рабочих радиозавода, и у Маханова, и у Жданова в этих условиях было моральное право жёстко критиковать только что перебравшегося из Алма-Аты в Москву ленинградского писателя Зощенко.
Надо учесть, что и Зощенко, и Ахматова были ленинградскими литераторами. Вспомним: весна — лето 1946 года — это время укрепления позиций «ленинградской группы» Жданова и аппаратного поражения Маленкова. Но Георгий Максимилианович, человек с 1920-х годов близкий Сталину, опытнейший подковёрный политик, не мог не сопротивляться. И негативное внимание к литературным журналам Ленинграда стало для него шпилькой, которую он не преминул воткнуть в наступавших «ленинградцев».
В редакциях, естественно, не знали всех тонкостей верхушечных умонастроений. Однако Ленинградский горком, непосредственно курировавший городскую печать, вероятно, не без подсказки Жданова, в июне 1946 года решил обновить руководство журнала «Звезда». Прежним редактором был 46-летний Виссарион Саянов, ленинградский поэт и журналист, сын профессиональных подпольщиков-эсеров, выросший в сибирской ссылке, куда при царе его родителей сослали на вечное поселение. Новым редактором назначили 36-летнего ленинградского журналиста Петра Капицу, только что демобилизованного из военно-морского флота. Здесь тоже проявилась кадровая политика Жданова и его «ленинградской группы» — двигать наверх молодых, сочетавших довоенное образование и практику с фронтовым опытом.
Благодаря Капице у нас теперь есть уникальная возможность представить ключевые события августа 1946 года не только через сухие документы и стенограммы, но и с помощью прекрасно дополняющих и оттеняющих их живых воспоминаний. При этом свои короткие мемуары Пётр Капица написал в 1980-е годы прошлого века, не зная о содержании ещё закрытых партийных архивов. Дадим ему слово:
«Не знаю, что побудило Саянова в последнем "его" номере завести новый отдел — для малышей. Он поместил детские стихи Корнея Чуковского и небольшой рассказик Михаила Зощенко "Приключения обезьяны".