- Вся моя жизнь крутилась вокруг нее семнадцать лет, Фейв. В последние пять лет я думал только… - Он стиснул зубы. - Хуже всего, что все это время я переживал за нее. А она была в порядке - попивала шампанское на яхте и наслаждалась жизнью. Пока я, как монах, торчал в тюрьме и передо мной маячила перспектива пожизненного заключения. Продолжал горевать о ней. Она знала, что я в тюрьме. Знала. И это ее не волновало. Вот что хуже всего. Сколько эмоциональной энергии я потратил на переживания о судьбе этой женщины, когда…
Она сделала шаг вперед и положила руку на его плечо.
- А сейчас? Разве это не эмоциональная энергия?
- А как бы ты себя чувствовала на моем месте?
- Не знаю. Возможно, не лучше, чем ты. И я не знаю, что бы делала. Ты прав. Не мне судить.
- Занимайся своими делами, милая. Пусть твои комментарии остаются для дизайнерских решений, которые ты можешь предложить.
Фейв отступила на шаг, чувствуя, что перешла границу. Тот выдуманный мир, в который она успела погрузиться, эта потребность сблизиться с ним разбились вдребезги.
- Не переживай, я так и поступлю.
- Как ты поняла, что уже стала профессионалом?
- Не знаю, - пожала она плечами. - Ну, я делала чертежи зданий, мне хотелось, чтобы они выглядели… органично. Это меня восхищало еще в детстве. А когда я поняла, что хороша… мне вообще давалось искусство, но ровно также математика и другие науки. История. История искусства.
- Так ты из тех, у кого все получается?
- Ну разве что за исключением всяких социальных штук. - Она рассмеялась. - С академической позиции - да, почти так. И это открывало передо мной множество дверей, за которые я всегда буду благодарна. Именно братья помогли мне сосредоточиться. Исайя, с его математическим складом ума, хотел помочь мне разобраться - как с моими интересами еще и зарабатывать. Своими мозгами я получила деньги на обучение, оно осталось позади, и нужно было понять, что делать в реальном мире. Архитектура казалась логичным решением.
- Вполне.
- А почему производство? И что ты выпускал?
- Оборудование для ферм, запасные детали для него. Нашел способ, как сделать его более дешевым без потери качества.
- Но почему именно это?
- О, в моем случае творчество ни при чем. Просто вокруг огромное количество усердно работающих людей, которые с радостью сами займутся ремонтом своего оборудования, если у них будут подходящие запчасти. Но зачастую их сложно достать, а стоят они дорого. Мне же хотелось упростить этот процесс. Я начал изучать оборудование от крупных компаний, это стало хорошим стартом. В конце концов я стал их производителем в Америке. Здесь сложно этого добиться, но мы смогли. Меня устраивало оставаться в этом городе, к тому же мое оборудование было востребованным.
Фейв улыбнулась.
- Звучит двусмысленно.
- Для моей жены это было слишком скучно, и против этого она тоже возражала. Ей хотелось, чтобы я занялся недвижимостью. Чем‑то, о чем ей было бы более интересно разговаривать с друзьями. Чем‑то более сексуальным, чем уплотнители.
- Уплотнитель достаточно сексуальный, если он приносит миллионы долларов.
- Я тоже так думаю, - вздохнул Леви. - Но дело не в этом. Я за простоту.
- Иногда простота - лучшее решение. Люди думают, что нужно все усложнять, чтобы быть интересными. Но мне кажется, что ни в дизайне, ни в жизни это не всегда универсальный ответ. Вот в твоем случае простота помогла произвести революцию.
- Видимо, так. Ты готова к прогулке?
- Да.
Ей показалось, что они стали ближе. Что… в каком‑то смысле она перестала стоять в стороне, смогла стать частью его жизни. И ей хотелось продлить это чувство насколько возможно - Фейв уже понимала, что оборвется оно раньше, чем она будет к этому готова. Но в этом и суть, когда ты рядом с Леви. Даже жизни мало, когда ты с ним.
Глава 12
Леви даже не собирался притворяться, что не скучал по этому, что пять лет без ранчо прошли незамеченными. С тех пор как он начал работать на Бада, животные вошли в его жизнь. Этот опыт изменил его, дал надежду на будущее, помог посмотреть на этот мир иначе. Увидеть в жизни что‑то еще, кроме боли и страха.
В школе дети его избегали - он часто приходил весь в синяках. О его семье шептались по углам, мать вечно ходила с несчастным видом, а отец появлялся на улицах только по ночам, когда его пинками прогоняли из баров. Но лошади ничего этого не видели и не знали. Он заслужил их доверие и никогда не воспринимал это как должное. Только на спине лошади он чувствовал себя как дома. И это чувство его не покидало. Не покидало, несмотря на то что с первого раза прошло двадцать три года, из которых пять он провел за решеткой.