Желание

– Папа работает на конвейерной линии в «Боинге». Кажется, занимается клепкой, но точно не знаю. Об этом он почти не говорит, но по-моему, на работе у него одно и то же каждый день. А мама – секретарь на неполный день в нашей церкви.

– И у тебя есть еще сестра, правильно?

– Ага, – кивнула я. – Морган. На два года старше меня.

– Вы с ней похожи?

– Если бы! – вздохнула я.

– Уверен, она говорит то же самое о тебе, – его комплимент застал меня врасплох – совсем как утром, когда я услышала от него, что выгляжу отлично. Тем временем Брайс откопал в коробке удлинитель. – Ну вот, мы готовы, – объявил он, включил его в розетку, а в удлинитель – первую из гирлянд. – Что выбираешь – направлять или поправлять?

Я не поняла, о чем он.

– Наверное, поправлять.

– Ясно, – он взялся за елку и слегка отодвинул ее от окна. – Так будет удобнее ходить вокруг всего дерева. А когда закончим, мы передвинем ее обратно.

Стараясь не натягивать провод, он завел его за елку, потом вывел вперед.

– А ты следи, чтобы не получилось пропусков или тех мест, где несколько лампочек сбились в кучу.

Поправлять. Теперь ясно.

Я делала все так, как он сказал, и вскоре первая гирлянда кончилась, и он включил следующую. Мы повторили весь процесс, действуя слаженно и быстро.

Он прокашлялся.

– Я хотел спросить, что привело тебя в Окракоук.

А вот и он. Тот самый вопрос. Вообще-то меня удивило, почему он не всплыл раньше, особенно когда вспоминала разговор с тетей о том, что в Окракоуке ничего не скроешь. И ее слова, что ответ должен исходить от меня – так будет лучше. Я сделала глубокий вдох, чувствуя пугливую дрожь.

– Я беременна.

По-прежнему сидя на корточках рядом с удлинителем, Брайс поднял голову и взглянул на меня.

– Знаю. Я о другом: почему ты здесь, в Окракоуке, а не вместе со своей семьей?

У меня невольно открылся рот.

– Так ты знал, что я беременна? Это моя тетя тебе сказала?

– Линда мне ничего не говорила. Просто я сложил мозаику.

– Какую мозаику?

– Из фактов. Ты здесь, но учишься по-прежнему в школе в Сиэтле. Уезжаешь отсюда в мае. Насчет причины твоего внезапного приезда твоя тетя высказалась уклончиво. И попросила сделать помягче сиденье для твоего велосипеда. И наконец, сегодня ты часто уходила в туалет. Единственное объяснение, которое имеет смысл в этом случае, – беременность.

Не знаю, что меня больше поразило – что он так легко догадался или что в выражении его лица и в голосе не чувствовалось ни тени осуждения.

– Это была ошибка, – поспешила выпалить я. – В августе я глупо повела себя с парнем, которого едва знала, и вот теперь пробуду здесь, пока не родится ребенок, потому что мои родители не хотят, чтобы кто-нибудь узнал, что со мной случилось. Так что лучше бы и ты никому об этом не рассказывал.

Он снова принялся обвивать елку гирляндой.

– Я и не собирался. Но разве люди не поймут, что случилось, когда увидят, как ты гуляешь с малышом?

– Я отдам ее на удочерение. Родители уже все уладили.

– Ее? А это она?

– Понятия не имею. Но мама считает, что будет девочка, потому что, по ее словам, в нашей семье рождаются только девочки. Ну, то есть у мамы четыре сестры, у папы три сестры. У меня двенадцать двоюродных сестер и ни единого брата. И у моих родителей две девочки.

– Здорово! – воскликнул он. – А у нас в семье все мальчишки, если не считать моей мамы. Ты не подашь мне еще гирлянду?

Смена темы ошеломила меня.

– Подожди… и ты больше ни о чем не спросишь?

– О чем, например?

– Даже не знаю. Как это было и так далее.

– Техническая сторона мне понятна, – невозмутимо отозвался он. – Ты уже сказала, что едва знала того парня, что совершила ошибку и что отдашь ребенка на удочерение, так о чем тут еще говорить?

Мои родители, узнав о случившемся, наговорили гораздо больше, а с точки зрения Брайса, видимо, подробности не играли роли. Растерянная, я подала ему следующую гирлянду.

– Я не такая уж плохая…

– А я и не думаю о тебе плохо.

Он продолжал ходить вокруг елки, к этому моменту обвитой гирляндами до половины высоты.

– Но почему все это тебя не тревожит?

– Потому, – ответил Брайс, продолжая развешивать по веткам лампочки, – что то же самое случилось с моей мамой. Она забеременела, когда была еще подростком. Разница лишь в том, что мой отец женился на ней, и на свет появился я.

– Это тебе родители рассказали?

– Им не пришлось. Я знаю дату их свадьбы и дату своего рождения. Подсчитать было несложно.

Вот это да, подумала я. И задалась вопросом, известно ли все это тете.

– Сколько было твоей маме?

– Девятнадцать.

Разница в возрасте казалась незначительной, но она все же была, даже если Брайс так не считал. В девятнадцать лет человек уже взрослый, к этому времени он обычно успевает закончить школу. А Брайс, развесив очередную гирлянду, заговорил о другом:

– Давай отойдем и посмотрим, что у нас получилось.