Желание быть русским

Конечно, многие дворяне-шляхтичи, прежде всего выходцы из Русской Литвы, верой и правдой служили империи. Но немало было и тех, кто не смирился с поражением: статские использовали своё высокое положение, тайно борясь за возрождение Польши. Военные при первом возмущении поворачивали оружие против «московитов». Империя защищалась. В Сибири до сих пор живут многочисленные потомки ссыльных поляков, иные из них через столетия пронесли пламенную неприязнь к «поработителям». Сошлюсь хотя бы на одного из таких потомков – Александра Бушкова и его книгу «Россия, которой не было». За это упорство их можно уважать, но я смотрю на ситуацию глазами русского человека, озабоченного судьбой государства, созданного моим народом и союзными нам племенами. Чтобы понять, насколько мощной была (да и остаётся) эта доминанта неприятия русского мира, достаточно прочесть поэму «Дзяды» Адама Мицкевича (по крови, кстати, литвина, то есть по-нынешнему – белоруса). Он дружил с Пушкиным и другими светочами нашей культуры, но видел в нашей державе абсолютное зло, как, впрочем, и сегодняшние польские гости телешоу Владимира Соловьёва:

Рим создан человеческой рукою,

Венеция богами создана,

Но каждый согласился бы со мною,

Что Петербург построил сатана…

Кстати, о разветвлённом польском заговоре в верхах писали многие тогдашние авторы, тот же Николай Лесков в своих антинигилистических романах. Основания для опасений имелись: после восстания 1863 года царство Польское переименовали в Привисленский край, начали крутую русификацию, привилегии отобрали, а ненадёжным ляхам закрыли доступ к военной службе, и они ринулись в чиновничий аппарат империи. К чему я столь подробно останавливаюсь на этом вопросе? Из какой-то полонофобии? Полноте, нас, слава богу, советская власть воспитала интернационалистами. Но анализируя причины крушения империи, мы часто забываем этнический фактор. А разве вековая нелояльность к государству значительной части чиновничества, определяющего внутреннюю жизнь страны, не повлияла на судьбу державы? И совершенно неслучайно главным внешним врагом юной Советской России стала возродившаяся Польша, «географическая новость», сразу заявившая права на границы Речи Посполитой от моря до моря. Для полноты картины добавлю, что во время Первой мировой войны царское правительство вынуждено было национализировать банки, заводы и фабрики, принадлежавшие немцам. За что? Очевидно, было за что. Так что большевики лишь использовали опыт предшественников, включая такие жёсткие меры, как национализация и продразвёрстка…

Сознаемся: глухота к опасностям этнического противостояния – результат и царской, и советской идеологии. Первые считали, что конфессиональная принадлежность поглощает национальную самоидентификацию, вторые верили в примат классового самосознания. Ошибались. В результате и монархия, и «Совдепия» развалились, как вавилонские башни, едва их строители, утратив общий имперский язык, заговорили на своих племенных наречиях. Мыслящие люди неустанно предупреждали власти предержащие об этой опасности.

VII. Зелёные мартышки

Возьмём хрестоматийные стихи Лермонтова «Прощай, немытая Россия». Обычно на гигиеническом аспекте разговор об этой инвективе и заканчивается, хотя зарубежные наблюдатели всегда отмечали развитую банную традицию на Руси и удивительную чистоплотность населения, в отличие от европейских грязнуль. Однако попробуем взглянуть на знакомые строки иначе:

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, им преданный народ.

«Мундиры голубые» – это, помним со школы, форма жандармов, которых возглавляли лифляндские немцы Бенкендорф и Дубельт. Свою безопасность царь доверил людям, этнически близким. «Страна рабов» – тоже понятно: крепостное право, ужесточённое в XVIII веке до «рабства дикого», возмущало просвещённые умы. Правда, земледельцы были не свободны тогда не только в России, но и в некоторых европейских странах. Впрочем, такова наша нацио­нальная традиция – особенно остро воспринимать недостатки прежде всего своей Родины. У европейцев иначе: они остро воспринимают недостатки других. Странная «преданность» угнетателям укладывается в нашу метафору «завета русского народа с государством», ибо самая жёсткая власть лучше «смуты» или «замятни».

Но вот второе четверостишье всегда вызывало у меня некоторое недоумение:

Быть может, за стеной Кавказа

Сокроюсь от твоих пашей.

От их всевидящего глаза,

От их всеслышащих ушей.