Железные франки

В ушах бил колокол, тело покрыла испарина, в голове шумела кровь, и хоть Пуатье и втягивал в грудь воздух с силой кузнечного меха, воздуха все равно не хватало. Сарацины были так близки, что князь ощущал запах их пота и видел белки их обезумевших от ужаса глаз. Время словно остановилось, правая рука сама воздела копье, оно воткнулось в брюхо отчаянно визжащего тюрка, сабля выпала из руки магометанина, и он обмяк на острие сломанной куклой. Еще одна проклятая душа в свиту Люцифера. Вокруг пыхтели и кряхтели Аршамбо, Томас, Бертран, Годефруа и остальные друзья. Буцефал то и дело натыкался крупом на их коней. Еще несколько общих усилий – и все тюрки были изрублены в куски. Пленных заранее решили не брать, так как Нуреддин не станет выкупать простых лучников – бессчетных бедуинов, туркменов и мамлюков.

Солнце палило вовсю, раскаленный воздух дрожал над землей, рот пересох от жажды, но следовало добить неприятельских воинов, не успевших скрыться в горных ущельях, и Раймонд продолжал в исступлении носиться по равнине, как ангел смерти.

Нехристей оставалось все меньше, и рыцари принялись нападать на каждого сообща. Князь заметил, что Юмбер де Брассон ухватил обезоруженного тюрка за волосы. Раймонд развернул Буцефала и, неистово вертя мечом над головой, помчался на подмогу к неопытному любимцу. Подскочил, отвел руку и наотмашь, со свистом рассек сталью воздух, чтобы точным мастерским ударом перерубить шею нехристя.

Никто не понял, как это случилось, но лезвие сверкнуло молнией, и кисть руки Юмбера упала на землю вместе с сарацином.

Мгновение Раймонд ошарашенно смотрел на изувеченного им товарища, на его укороченную, бесформенную руку, из которой хлестала кровь, и на землю, где в пыли валялась кисть в кожаной перчатке с судорожно сведенными пальцами. Юноша дико заорал и второй рукой схватился за кровоточащий обрубок. Пуатье всхлипнул, выронил меч, закрыл лицо руками, сгорбился в седле и застонал. На помощь Юмберу подоспел оруженосец, перетянул рану. А бывший всему виной проклятый тюрок успел сбежать, один из немногих.

Раймонд тяжело спрыгнул с лошади, сдернул шлем, стиснув зубы, ни на кого не глядя, подошел к выросшему у него на глазах шалопаю, остряку и весельчаку, которого любил, как младшего брата, которого сам посвятил в рыцари, и рухнул перед ним на колени. Кровь из руки де Брассона уже не текла, оруженосец туго бинтовал культю. Юмбер больше не кричал, красивое, всегда задорное лицо его посерело, губы жалко тряслись. В одно мгновение из могучего мужчины Раймонд превратил верного соратника и друга в беспомощного калеку.

– Брассон, дружище, прости Христа ради. Я не хотел. Я уплачу тебе любое возмещение.

Стоявшие рядом рыцари переминались и подавленно молчали. Юмбер, который всегда знал, что в бою убивают и ранят, и случайный дружеский удар порой способен нанести страшное увечье, растерянно смотрел на кающегося князя. Со скрежетом зубовным выдохнул:

– Лист с дерева не спадет, не будь на то воли Всевышнего.

Оставшейся правой рукой поднял Раймонда и неловко обнял его, не зная, как утешить сюзерена. Раймонд стиснул товарища в объятиях, прижался к его голове щекой, всхлипнул. Когда овладел собой и отпустил Юмбера, тот, бледный, как узник, криво улыбнулся:

– Напрасно я на лютне учился.

И рухнул без чувств.

Прекратив преследование, не отдыхая, Раймонд развернул войско и быстрым маршем вернулся в Антиохию.

Уже давно все, за что он ценил жизнь, все, что он любил, – походы, сражения, лошадей, товарищей, – все стало несносным, отвратительным и постылым. Давно могильной плитой давило ощущение, что все винят его в провале Крестового похода, считают, что Пуатье плохой властитель, не способный выполнить свой долг – защитить Антиохию. А теперь он и сам убедился, что из красы рыцарства превратился в посмешище, что больше никуда не годился: он не только неудачный правитель, он к тому же стал никудышным воином. Везение и, еще ужаснее, надежда покинули его. Раймонд был одинок, как сосна на пепелище, и беспомощен, как потерявший ветрила корабль в сердцевине морей.

Как всегда внезапно нагрянули хамсины-суховеи. В конце июня проклятый нехристь отвоевал у Антиохии издавна принадлежащую княжеству крепость Харим, стоявшую в нескольких лье на восточном берегу Оронтеса и занимавшую господствующее положение над равнинами Антиохии. Горы Белус, которые защищали крепость, служили княжеству необходимым плацдармом для нападения на Алеппо, и нельзя было допустить, чтобы впредь Харим угрожал Антиохии.

Вдобавок Нуреддин, вместе с огромной армией и с бывшим союзником, потерянным франками по их собственной дурости, дамасским атабеком Мехенеддином, осадил антиохийскую крепость Инаб.

Раймонд собрался в поход так поспешно, что даже не стал дожидаться полного сбора ополчения. Четырехсот рыцарей сопровождали только отряд туркополов да тысяча арбалетчиков-пехотинцев.