Железные люди

Но ему никто не отозвался.

Заподозрив неладное, стал кричать, стал тормошить спящих — никакой реакции. Все спят.

Стал кричать и тормошить сильнее — бесполезно!

В числе спящих был и мичман Семёнов — его не отправили во внешний мир среди первых, а оставили здесь именно как одного из самых надёжных и нужных, и это несмотря на то, что левая рука и левая нога у него были парализованы. Правые-то конечности действовали! Он лежал сейчас под потолком на своей торпеде и просыпаться точно так же, как и все остальные, не собирался. К нему-то и бросился мичман Ляхов, как к единственной надежде.

— Витя, просыпайся! — кричал он. — Уже полтора часа прошло. Пора вставать!

Семёнов не слышал. Спал.

— Витя, проснись же! — Ляхов кричал ему в самое ухо.

Семёнов лишь сонно пролепетал:

— Дай ещё немного поспать… Рано ещё… — Ему снилась семья, снилась уже не беременная его жена Лариса со старшею дочкой и уже родившимся ребёнком, и просыпаться — значило для него расстаться со всем этим. — Рано… Ещё немножко…

— Да какое ж рано, когда уже полтора часа прошло! Ты слышишь: полтора часа!!! Все спят, и я никого не могу добудиться!

Семёнов пробормотал:

— Женя, всё хорошо! Не паникуй, Женя… Всё идёт нормально!..

— Да ничего нормального! Я тебе говорю: всё очень плохо! Просыпайся!

— Не гони волну, Женя! Пусть ребята поспят, да ты и сам отдохни…

Ляхов был в отчаянии. И тогда он сделал страшное: зная, что у Семёнова повреждены левая рука и левая нога, зная, что тот уже несколько раз падал в обмороки только оттого, что случайно задевал чем-нибудь эти части тела, он ударил Семёнова по левой руке.

Эффект был: Семёнов взвыл от боли и протрезвел.

Только через несколько минут он нашёл в себе силы тихо простонать:

— Да ты что?! С ума сошёл?

— Вставай! Витя, вставай!

— Да что случилось? — спрашивал Семёнов всё более трезвеющим голосом.

— Вставай, Витя! Все люди умирают!

— Как умирают?.. Да ты что?.. Почему умирают?

— Угорели, Витя, отравились газами — не знаю, что, но все спят и медленно умирают. Добудиться никого нельзя. Вставай, Витя! Пойдём будить людей!

Превозмогая боль и помутнение разума, Семёнов с помощью Ляхова слез со своей торпеды. Поскольку командование отсеком взял на себя в своё время капитан второго ранга Берёзкин, то с него теперь решили и начать. Стали будить: кричали, тормошили, били по щекам.

— Саша, вставай! Просыпайся! Люди умирают! И ты сейчас умрёшь, если не проснёшься!

Александр Берёзкин ничего не слышал. Спал и громко храпел. Но храпел не смешно, как беспечный гуляка, завалившийся на боковую после весёленькой попойки — то разудалый посвист, то храп-перехрап; нет, храпенье у него было неестественно сильным, прерывистым, задыхающимся. Друзья поняли: это был предсмертный храп.

Маленькая подробность: Ляхову и Семёнову даже и в голову не пришло обратиться за помощью к людям из второго отсека, которые на это время были ничем не заняты. Устав запрещает это. И какие-то неписаные правила — тоже. Каждый в своём отсеке должен действовать самостоятельно. Хотя в этом случае ничего бы страшного не случилось, если бы и обратились.

Сообразили: на нижней палубе, которая была ещё не полностью затоплена, в недоступном для воде месте оставались банки регенерации воздуха и регенеративные плиты.

В темноте пошли вниз за банками — Ляхов на двоих ногах, Семёнов — на одной, хватаясь правою рукой за стены и за всё, что попадалось. Три ноги и три руки на двоих. Потом стали химичить со спящими людьми и воздухом: человека, погружённого в сладкий предсмертный сон, беспощадно хватали за руки, за ноги, волокли как на казнь, клали лицом вниз на регенеративно-дыхательную установку. Пресную воду, взятую из торпед, лили на плиты регенерации, и от этого кое-как выделялся кислород: что-то слабенько шипело, и человек, уткнутый носом в это что-то дышал этим чем-то. И кое-как просыпался из забытья.

Сначала это были капитаны второго ранга Берёзкин и Полтавский затем — лейтенант Капустин… И чем дальше, тем легче было будить — спасателей-то становилось всё больше и больше.

Так перебудили всех до единого, и никто не умер.

Выход экипажа через торпедный аппарат был продолжен!

* * *

В скором времени стал выходить и сам Виктор Семёнов. Он был предпоследним в трубе, а четвёртым номером сзади него был Евгений Ляхов.

То, что пережили эти люди, когда открылась передняя крышка, всё равно ведь не опишешь обычными человеческими словами, ну а других я не знаю. Поэтому я пропущу этот момент их биографии. Скажу просто: вода отпылила, отревела, отгрохотала.

Постаревшие люди медленно приходили в себя.

Это была какая-то необыкновенная вода — в тёмной трубе она светилась! Это был планктон. Но в этой же воде возникал и другой эффект, знакомый подводникам и особенно гидроакустикам как редчайший: в ней можно было переговариваться:

— Эй, Витька! Живой ты там хоть?

— Живой! Живой!

— Ну, смотри, не застревай! Ползи давай!

— Ползу, ползу!..

Если бы Семёнову сказал бы кто раньше, что такое возможно, то он бы не поверил.