Медленно гася скорость и высоту, он в конце концов повис неподвижно над морем, на высоте сотни уардов. Опустил стекло, высунулся наружу – и тут же сплюнул за борт, поднял стекло так резко, что едва не прищемил ухо. В кабину хлынуло неописуемое зловоние – гниль, тухлятина, желудок выворачивает. И опустился еще ниже, уардов до десяти. Вот теперь можно было рассмотреть во всех деталях то, что покрывало воду на протяжении пары югеров…
Скопище дохлой рыбы, плававшей белесыми брюхами вверх – их тут были тысячи и тысячи, больших и маленьких, круглых и длинных, щетинившихся веерообразными плавниками и змееподобных. И среди знакомой дохлятины он узнавал иные породы, потому что не раз встречался с ними за обеденным столом – попадались довольно странные экземпляры, совершенно непривычного, порой крайне экзотического облика, не просто плававшие пузом к небу, а напоминавшие жертв неведомого маньяка. Выглядели они так, словно взорвались изнутри, а значит обитали на больших глубинах, никогда не поднимаясь к свету, и внутреннее давление, когда упало внешнее, разорвало их к чертовой матери, превратило в лохмотья…
Он долго смотрел вниз, прижав лицо к прозрачнейшему стеклу. Уже несколько раз слышал от свидетелей, а теперь впервые видел своими глазами – в точности так, как рассказывали моряки. Необозримые скопища дохлой рыбы, в том числе глубоководной, которую какие-то силы погнали наверх так властно, что это оказалось сильнее инстинкта самосохранения.
Он прекрасно знал, о каких силах идет речь. И моряки, и книжники настойчиво твердили, что во множестве всплывшая дохлая рыба – один из несомненных признаков пробуждения где-то в глубинах Великого Кракена. Он даже не пошевелился пока что, он ничего не успел сделать – он просто
Левый драккар подлетел и остановился совсем рядом, так что можно было дотронуться до него рукой. Стекло уползло вниз, в окне показалась унылая усатая физиономия капитана Лакора. Не обращая никакого внимания на густую вонь, он сказал без выражения:
– Это уже восемнадцатый случай за этот месяц, граф.
– Мне докладывали о десяти, – сказал Сварог.
– Ничего удивительного. Остальные скопища дохлятины мы видели в тех местах, что лежат в стороне от оживленных морских трасс…
Он смотрел уныло и сердито. Хотел сказать еще что-то, но передумал в последнюю минуту, поднял стекло, и его драккар отошел в сторону.
Сварог коснулся панели и помчался в сторону континента, увеличивая скорость до максимально возможной. Драккары охраны не отставали. Он подумал, что Серебряная Бригада – чуть ли не единственное подразделение, которому можно полностью доверять за облаками. Отличные ребята, форменные фанатики, видящие смысл жизни в истреблении нечисти, три четверти личного состава –
Он вывел скорость на максимум, и вокруг переливался сиреневыми отблесками продолговатый пузырь ионизированной плазмы. Земля внизу казалась смазанным пестрым пятном, и это было к лучшему – он не хотел сейчас смотреть на необозримые просторы, вроде бы безраздельно ему принадлежащие, но на самом деле полные тайн и поганых сюрпризов.
Самый настоящий капкан, подумал Сварог хмуро. В первые дни его пребывания здесь все представлялось иначе, казалось простым и понятным, застывшим и несложным. Вверху – потрясающая технотронно-магическая мощь, внизу – красочное, живописное средневековье. А оказалось… Он до сих пор не мог подобрать точного определения тому, что наблюдал вверху и внизу. С одной стороны, классическая формула: верхи не могут, низы не хотят. Однако осложняется все еще и тем, что верхи ничего почти не хотят от жизни, за исключением нехитрого набора привычных развлечений, а низы, пожалуй что сами и не представляют толком, чего именно хотят. Что делать в таких условиях упрямому могущественному реформатору, порой решительно непонятно…