Железный доктор

— Чертовски, конечно, чертовская галиматья.

— Ну вот, я так и знал. Оставь меня, Лидия, я хочу спать.

Он отвернулся к стене.

— Да, постой же, я не договорила; Володя, да смотри же мне в лицо, я этого хочу, я требую, мой милый мальчик. Смотри в лицо… Или я заставлю тебя еще сильнее рассердиться: я тебя поцелую.

Она потянулась к нему и слабо его поцеловала с нежностью матери, что заставило Куницына проговорить:

— Ты добрая, Лидия, как ангел, добрая: прогони моих зверей.

— Прогнать твоих зверей… Да что с тобой, Володя? Каких зверей?

Он стал объяснять ей, повторяя почти то же самое, что говорил Вьюнов. Голос его был чрезвычайно слаб и дрожал, и это в глазах Лидии усиливало значение его речи.

— Да неужели же, Володя, все это ты серьезно?

— Ты все не веришь? Лидия, ты все думаешь, что у меня кристаллически-чистая душа. Ах, ты ошибаешься. Слушай. Вот моя исповедь и хорошо, что она может уместиться в нескольких фразах: мои звери еще не пробудились и сидят, привязанные на цепи совести.

Да, Лидия, какой мерзостью я хотел тебе отплатить за твою любовь, ты представить себе не можешь. Выслушай и беги от меня.

— Ни за что в мире. И думать этого не смей.

— Хорошо, Лидия, но знай, какой я господин или, выражаясь обыкновенным языком, мерзавец: я хотел воспользоваться твоим увлечением мной, чтобы обманом сделать тебя своей любовницей. Жениться на тебе я вовсе и не думал, а хотел только устроить комедию венчания, чтобы удобнее обмануть тебя…

Девушка слегка побледнела.

— Что ж, обмани и брось… Мне только больно слушать сие признание из твоих уст. Что же еще?..

— Бросить тебя — это не все. О чем я еще думал — страшно выговорить… Я думал, думал… убить…

— Кого?..

— Ре… ре… ребенка, когда он появится… Кандинский нумер второй не остановился бы на том… Потом… потом…

— Меня!..

— Мой ум был расстроен… Самые страшные планы носились в моем расстроенном уме… Я все обдумал, все рассчитал и план созревал в голове, как язва в желудке…

Печальное лицо Лидии сделалось смертельно бледным.

— Боже мой, Володя, мне кажется, я все это слышу во сне… За что же так жестоко ты хотел меня наказать?

Она припала губами к его лбу.

— Тебя я избрал первой жертвой охватившего меня мрачного отвращения к жизни. Вид отвратительных больных и трупов порождал страшные галлюцинации в моем уме… Но я не буду продолжать. Исповедь, которую ты читала, есть и история болезни моего ума и сердца. Избери, Лидия, какой хочешь вид покаяния, но не отворачивайся от меня. Ведь есть и смягчающие вину обстоятельства: все это в голове только было, а не в сердце; один мозг виноват: в нем поселился демон пессимизма и отрицания добра и счастья, и мое человеконенавистничество совершенно мозговое. В сердце своем я всегда находил протест против малейшей жестокости в отношении тебя. Во мне начиналось страшное раздвоение ума и сердца, но эта исповедь излечила меня.

Не знаю, почему это так; может быть, потому только, что этот доктор представляет крайнее воплощение материализма и себялюбия до разрушения себя самого. Ты преподнесла мне зеркало и я увидел в нем свой образ и ужаснулся. Отрекаюсь от демона, который был во мне, и вместе с этим отрекаюсь от своей науки. Больные и трупы — Бог с ними. У меня слишком живая фантазия и зрелище страдания порождает разочарования. Лидия, ты видишь, я обдумывал план, как самый грязный преступник, но в то же время, клянусь тебе, я не мог бы без тебя жить — так я тебя люблю — понимай это противоречие как хочешь и, если я стал отвратителен тебе — размозжи мою голову: я не в силах жить без тебя и все равно убью себя.

Сердце Лидии было слишком переполнено, чтобы она могла ему ответить что-нибудь; она только обвила его шею руками и прильнула к его лицу. В комнате долго ничего не было слышно, кроме легкого храпа спящих студентов и тихого шепота девушки: «Молчи… ты слишком волнуешься… не говори ничего. Ты хороший, добрый, ты самый прекрасный мальчик… Пусть убьют меня твои мысли, если могут, твоя любовь снова воскресит меня. Прощаю тебя от всей души и даже могу выдать индульгенцию на все будущие убийства в этом роде… Но ты прав: медицина не для тебя и с ней надо расстаться тебе. Изберем новое занятие для тебя… Исповедь самоубийцы излечила тебя, это странно, но я благодарна Кандинскому: его отрицание добра доносится из гроба, как удары грома, убившие его самого и побуждающие других укрыться от них. Будем продолжать чтение».

В коридоре послышался звонок, шум шагов и минуту спустя в комнате появился слуга с самоваром в руках.

Немного спустя, молодые люди поднялись и началось «чаепитие», а часа два спустя Лидия сидела уже за столом с тетрадью в руке. Она была измучена бессонной ночью, но ее нервная веселость делала это незаметным.

— Не знаю, Вьюнов, во сне я слышала ваши философские изречения или вы действительно их высказывали, когда я засыпала. Я вам напомню сейчас… В чудовище заключается чудовище и в этом чудовище опять чудовище, в последнем целый зверинец животных, как то: пантера, ягуар, крокодил, очковая змея и пр.

Все рассмеялись.