Железный марш

— С камерой? — машинально спросила девушка. Хоть ей и без того ясно было, что неожиданный Виталькин звонок мог означать только одно: что ей необходимо сломя голову мчаться вместе со своей съемочной группой по указанному им адресу.

— Улица Академика Билюгина, — вслух прочитала Ника. — Санька, ты часом не помнишь, где это?

— Опомнись, старуха! — удивился тот. — Это же на проспекте Вернадского. Возле германского консульства.

— Ах да. Конечно, — кивнула Ника, которая моталась по заграницам отнюдь не так интенсивно, как ее «верховный» продюсер. — Он больше ничего не просил мне передать? — спросила она у Ариадны.

— Только это. Слово в слово, догогуша… Может быть, позвонить опегатогам?

— Нет, нет! Я сама к ним загляну! И к «светлячкам» тоже… — возразила Ника, поспешно вставая. И, бросив на Никитина выразительный взгляд, добавила: — Извини, Сашенька. Как-нибудь в другой раз мне об этом расскажешь, ладно?

Воскрешенный ловелас только со вздохом развел руками, провожая разочарованным взглядом Никины грациозные бедра.

Кроме невыносимой привычки постоянно жаловаться на судьбу, Никитин просто не способен был поверить, что все женщины, с которыми он хотя бы однажды переспал, в большинстве своем вовсе не испытывали особого желания продолжать упомянутый эксперимент. В чем, собственно, и состояла его главная жизненная трагедия.

Улица Академика Билюгина

— Вот оно, это фрицевское консульство, — сказал водитель, когда студийный микроавтобус с небольшой съемочной группой наконец повернул на указанную улицу.

В самом деле, даже под модерновой архитектурой этого мрачноватого казенного здания из зеленовато-серого бетона с огромными зеркальными окнами сразу угадывался педантично-казарменный дух объединенного фатерланда. У ограды разношерстной толпой покорно дожидались своей очереди Никины соотечественники, вознамерившиеся этот самый фатерланд посетить либо навек принять его колбасное подданство.

— А вот и этот дом, — уверенно заявил шофер, поворачивая в сторону обнесенного решетчатым забором престижного жилого комплекса.

— Ты уверен, что именно этот? — недоверчиво спросила Ника.

— Обижаешь, мать. Здесь же полно наших клиентов живет. К примеру, Говорухин…

Во дворе упомянутого дома, вернее у самого крайнего из его подъездов, творилось форменное столпотворение. Помимо многочисленных зевак, возле него сгрудились: «скорая помощь», две черных «Волги», с дымчатыми стеклами, служебный «рафик» с Петровки, 38, а также несколько желтушных милицейских «джипов». На самом видном месте, у ограды, стоял и знаменитый Виталькин «харлей-дэвидсон», который Ника с радостью узнала. Очень хорошо. Значит, Калашников уже здесь и сможет подробно рассказать ей о случившемся.

— Не иначе опять кого-то замочили, — мрачно заметил Севка Глаголев, верный Никин оператор, приятный молодой мужчина с русой бородкой викинга.

— Ой, мамочка, как же я боюсь крови! — откликнулась Миррочка Люсинова, яркая крашеная блондинка в мини-платьице, подвизавшаяся в группе в качестве звукорежиссера.

— Интересно кого: может, самого Говорухина? — добавил пожилой грузный дядя Паша, постоянный Никин спутник по части освещения событий.

— Бог с вами, Пал Васильич! — встрепенулся петушистый Лелик. — Что вы такое говорите?! Россию мы уже потеряли. Не хватало нам еще потерять и его!

Наконец водитель микроавтобуса сумел протиснуться вплотную к злополучному подъезду, и Ника решительно бросила:

— Все, братцы, выметаемся!

На съемках она всегда распоряжалась своей командой единолично и безоговорочно.

Однако разыскать Витальку ей удалось далеко не сразу. Равно как и не удалось сразу пробиться с аппаратурой в подъезд, где, судя по всему, произошло что-то очень серьезное. Три раздраженных и взмокших от жары милиционера, завидев вездесущих журналистов, решительно преградили им дорогу.

— Здравствуйте, мы с телевидения, — как всегда, приступила к переговорам Ника, которую все трое, разумеется, без труда узнали, но сделали вид, что видят ее впервые. — «Криминальный канал». Вот разрешение на съемки…

— Анальный, мать твою… — отвернувшись, угрюмо буркнул один из несговорчивых церберов. Одновременно другой прибавил для ясности несколько крепких русских выражений. И после короткой словесной перебранки незадачливым телевизионщикам пришлось на время отступить.

Впрочем, одно красноречивое свидетельство произошедшего можно было увидеть и во дворе. Самое красноречивое свидетельство. Попросту говоря, раскинувшийся на газоне труп матерого громилы в рабочей ветровке цвета хаки, убитого наповал выстрелом в спину. Над трупом методично и невозмутимо колдовали, составляя протокол, деловитые оперы с Петровки. А вокруг с затаенным ужасом молча толпились любопытные. Между тем глухая блокада недоступного подъезда однозначно наводила на мысль, что этот труп был здесь явно не единственным.

И вдруг — о чудо! — Ника заметила Витальку, который весьма кстати вышел оттуда, беседуя на ходу с каким-то задерганным типом в сером костюме, очевидно, своим коллегой из МУРа.

— Виталик! — воскликнула она, помахав для верности рукой.