Железный поход. Том второй. Рай под тенью сабель

Все слышал Тахир, сидя в седле своего боевого коня… Но, видно, высоко в стременах от Матери-земли были его ноги, а в сердце его звенели иные струны. Зло рассмеялся Тахир над словами Дзахо. Где это видано, чтобы ему – прославленному джигиту, из знатного рода, указывал место бесславный аргунский пастух, чей кинжал не идет к благородному покрою одежды Ахильчиевых.

– Ты еще смеешь торговаться со мною, щенок? – Смех дяди Бици оборвался. Загорелое лицо его превратилось в смуглую бронзу, а глаза налились кровью. – Это правда, Бици, по своей ты воле с ним?

Забившаяся в угол девушка вздрогнула всем телом, заслышав грозный голос дяди. Накрыла голову одеялом, сжалась в комок. Тихий глубокий стон вырвался из ее груди, сердце сильнее забилось в тревоге.

– Так ты покажешься мне на глаза, трус? Будь проклят твой род и да растащат грязные псы ваши кости! – Конь взвился на дыбы под Тахиром, лицо его перекосила судорога бешенства.

Дзахо родился горцем, чеченцем, пусть байгушом⁴², но из храброго, гордого рода. Чеченская честь кровавой метелью ослепила глаза. Зарычав зверем, вырвался он из цепких рук Ахмата, бросился с шашкой к двери, но вперед него выскочил на двор дружка Омар-Али.

Сухим разбоистым залпом встретили его вынырнувшие из-за забора папахи… Семь выстрелов, один за одним. Весь двор заволокло едким дымом. Когда тот рассеялся, у Дзахо, выбежавшего следом, потемнело в глазах и зноем налился рот.

Омар-Али, его названый брат, огромный балагур и весельчак аула, не знавший, куда деть избыток жизни, всегда веселый, легкомысленный, но по-собачьи преданный дружбе, играющий своею и чужими жизнями… лежал перед Дзахо, распластав по сторонам свои волосатые богатырские руки. Распахнутые глаза его были устремлены к хмурому небу, грудь дырявленна пулями, словно по ней несколько раз кто-то сплеча ударил граблями. Пузырчатый ком блестевшей и лопавшейся крови торчал из его разверстого рта, похожий на красную гроздь винограда.

Закачалась земля под ногами Бехоева. Перед глазами выжегся, словно тавро, только лик торжествующего убийцы. Дзахо видел, как люди Тахира быстро перезаряжали ружья; подсыпали из рога пороху на полку, ловко доставали из газырей завернутые в промасленную тряпицу пули… Но быстрее оказалась его месть. Сбивая стоявшую у порога полупустую матару⁴³

, прыгнул Дзахо в сторону, цепко подхватил с земли винтовку Омара-Али и, не целясь, спустил курок…

Пуля Дзахо, точно свинцовый овод, вошла в левый глаз Тахира. Голова раскололась, как переспелый орех. Мозги вперемешку с кровью брызнули в разные стороны, роняя в клубы пыли горделивую папаху. Ошалевший жеребец, не чуя поводьев, понес зависшего в стременах хозяина, чертя на камнях его окровавленным челом алую вязь… Громкие крики отчаяния и горя огласили аул. Люди Тахира вскочили на лошадей и, рассыпая угрозы, помчались за конем своего господина.

* * *

Убийство одноверца на Кавказе отнюдь не простое дело, даже у горцев. Убийство близких соседей, соплеменника тяжелее вдвойне. Это равносильно тому, чтобы подписать себе смертвый приговор, «высечь из гранита кровавый ключ, коий будет клокотать для многих поколений. Но сейчас счеты как будто уравновесились»⁴⁴. Пули Тахира убили Омара-Али, Дзахо убил Тахира. «По адату чаши крови и канлы должны были кончиться. Мудрые и спокойные старцы обоих селений будут ходить от Бехоевых к Ахильчиевым и обратно и в конце концов помирятся. На пиру, куда соберется вся мужская половина аула и где фамилии, пролившие кровь, прольют друг перед другом слезы сожаления и раскаяния, случится внегласный мир»⁴⁵

Так думал Дзахо, но иначе – любящая своего избранника Бици.

– Нет, родимый! – едва слышно сказала она. – Здесь нельзя тебе оставаться. Я воспитывалась у дяди… хорошо знаю и его родню. Тахир был алдары⁴⁶ – не верь языку богатых: кто из них миром отдаст меня за тебя? Ахильчиевы будут мстить… Вот если ты бы попросил у Ханапаши…

– Замолчи, женщина! Для меня просить – хуже нет. Все сказано и так – языком оружия.

– Тогда беги в горы… – задыхаясь от слез, прошептала Бици. – Я буду ждать тебя… уходи.

В самое сердце ужалили Дзахо эти слова. Его скулы окаменели, а изо рта, как показалось Бици, вырвался пожирающий огонь:

– Трусость рождает предательство. Если я уйду в горы, как же ты, моя бедная? Я не смогу взять тебя с собой.

– Это мертвые слова… в данном случае, брат. – В кунацкой объявился Ахмат. Бязевый бешмет его был весь перепачкан кровью Омара-Али, бездыханное тело которого он отвозил к кузнецу Буцусу.

При его появлении Бици без слов перешла на женскую половину, предоставив возможность мужчинам самим решить ее судьбу.

– Ты хочешь делиться мыслями с другими, Ахмат? – Дзахо блеснул подозрительным взглядом из-под воздетых бровей. Ахмат стоял у дверей сакли и вытирал с лица пот папахой. – Брось это занятье. На одного тебя хватило бы мозгов.