Железный рыцарь

Посредине комнаты в песке стояло огромное каменное возвышение. Остатки четырех массивных мраморных колонн, располагались равномерно вдоль края. По обе стороны от возвышения присели две изящные крылатые статуи, чопорно стоя друг перед другом, кончиками своих распростертых крыльев почти касаясь потолка. У них были тела огромных, гладких кошек с лапами и боками, покоящимися на песке, а лица — прекрасных, но холодных женщин. Сфинксы сидели не подвижно с закрытыми глазами, охраняя пару каменных дверей позади них. Поднимаясь на возвышение, мы остановились на краю, пристально рассматривая огромные существа. Хотя двери были всего в нескольких ярдах от массивных лап сфинксов, никто не двинулся, чтобы пройти между ними.

– Ха. — Пак откинулся назад, всматриваясь в безразличные лица статуй. — Загадка сфинкса, верно? Как очаровательно. Как вы думаете, они попытаются нас съесть, если мы ответим неверно?

– Ты, — проговорил Грималкин, прижимая ушки, — ведешь себя тихо, Плут. Сфинксы не проявят любезности к легкомысленности, и твои необдуманные замечания не будут восприняты хорошо.

– Эй, — ответил Пак, скрещивая руки, — чтобы ты знал. Я ругался со сфинксами раньше, кот. Ты не единственный, кто умеет разгадывать загадки.

– Заткнитесь, — зарычал Волк на них обоих и указал мордой ввысь. — Что-то происходит.

Мы затаили дыхание и ждали. На мгновение все стихло. Затем одновременно глаза сфинксов распахнулись, искрящиеся сине-белые, без радужной оболочки и зрачков, смотря прямо вперед. Однако я мог чувствовать их древний, оценивающий взгляд на себе. Легкий, теплый ветерок прошуршал по комнате, и статуи заговорили. В их голосах вибрировали древняя мудрость и власть.

Время — винтик, который крутит колесо.

Зима оставляет шрамы, которые не заживают.

Лето — огонь, горящий внутри.

Весна ужасное бремя, чтобы скрывать.

Осень и смерть идут рука об руку.

Один ответ лежит в песках.

Но ищите ответ в полном одиночестве,

Иначе песок заберет вас себе.

– Э, жаль, — проговорил Пак, когда голоса смолкли, и тишина вновь опустилась на дюны. — Вы могли бы повторить это снова? Немного медленнее на сей раз?

Сфинксы стояли молча. Их голубые глаза закрылись также быстро, словно захлопнулись двери. Они больше не шелохнулись.

Но что-то зашевелилось вокруг нас. Песок перемещался, двигаясь, словно миллионы змей корчились под его поверхностью. А затем изверг бесчисленное количество скорпионов, маленьких, черных и блестящих, выползающих из-под дюн и потоком хлынувших к нам.

Пак вскрикнул. Волк зарычал, шерсть на спине и шее встала дыбом. Мы столпились на платформе, обнажив оружие. Земля стала массой шевелящихся тел, ползающих друг по другу, пока, наконец, мы уже не могли видеть песок сквозь живой, корчащийся черный ковер.

– Знаете, по мне лучше, если бы меня съели сфинксы, — воскликнул Пак. Ему пришлось кричать, чтобы быть услышанным из-за чириканья, наполнившим воздух, и цоканья миллионов крошечных ног несущихся друг по другу. — Если у кого-нибудь есть план, или идея, или же баночка с ядом против скорпионов, я хотел бы услышать об этом.

– Но, взгляните, — Ариэлла указала на край платформы. — Они не нападают. Они не подходят ближе.

Я взглянул на край и увидел, что так оно и было. Скорпионы взбирались на каменную стену, потоком окружили ее как скалу в море, но не вскарабкивались на эти три фута, которые отделяли нас.

– Они не будут нападать на нас, — спокойно проговорил Грималкин, сидя довольно-таки далеко от края, как я заметил. — Пока. До тех пор пока мы не ответим на загадку не правильно. И так, не волнуйтесь. У нас есть еще немного времени.

– Правильно, — Пак не выглядел уверенным. — И это часть, где ты скажешь нам, что знаешь ответ, верно?

Грималкин махнул хвостом.

– Я думаю, — надменно проговорил он и закрыл глаза. Его хвост подергивался, но кроме этого, кот не двигался, заставляя остальных нервно озираться вокруг и ждать.

От нетерпения и беспокойства я шаркнул ботинком по каменному полу, а затем остановился. Перед одной из разрушенных колон, наполовину зарытой в песке, я увидел письмена, вырезанные на камне. П— А— М— Я— Т. Опустившись, я смахнул грязь, чтобы прочесть слово полностью.

Память.

Что-то зашевелилось у меня в голове; идея, все еще слишком неясная, чтобы разобрать, подобно забытому имени, маячащему на периферии сознания. Здесь что-то было, я просто не мог сложить все вместе.

– Ищите другие слова, — сказал я Паку, который подошел сзади, выглядывая из-за моего плеча, чтобы увидеть, что я делал. — Должны быть другие.

Память, знание, сила и сожаление.

Вот были те слова, которые мы раскопали, вырезанные на каменном полу перед каждой сломанной колонной. С каждой раскопкой, неясные части загадки начали складываться воедино, хотя все еще не достаточно, чтобы сформировать целую картину.

– Хорошо, — Пак поднес руки к лицу и потер глаза. — Думай, Плут. Чем память, знание, сила и сожаление может быть связана с этими четырьмя сезонами?

– Это не сезоны, — спокойно проговорил я, когда все части встали на свои места. — Это мы.

Пак нахмурившись поглядел на меня.