Железный цветок

В памяти всплывает амбар, где прячут беженцев – мы ходили туда несколько дней назад, чтобы отнести первую партию микстуры, – и у меня тоскливо сжимается сердце. В тот вечер измученный Джулиас сам открыл нам дверь, точнее, приотворил всего на несколько сантиметров, только чтобы забрать коробки с лекарством, из последних сил благодарно нам улыбнувшись. Мы едва успели разглядеть у него за плечом нескольких обитателей старого здания.

Большинство из них были смарагдальфары, в основном дети. Их изумрудная чешуйчатая кожа тускло мерцала в свете единственного фонаря, а зелёные волосы выглядели неопрятно, как и поношенная одежда. Почти все они сидели или стояли, привалившись к небольшим стогам сена. Пол был устлан страницами, вырванными из «Книги Древних».

Смотреть на этих несчастных без сострадания невозможно. Они все такие худые, с покрасневшими глазами и красной сыпью вокруг губ – типичные симптомы красного гриппа.

Айрис, Фернилла, Бледдин и Айвен помогали Джулиасу заботиться о детях вместе с несколькими не заразившимися смарагдальфарками и моим бывшим профессором по металлургии Фионом Хоккином. Вот уж кого не ожидала встретить здесь – я не сомневалась, что Фион давно перебрался в Западные земли.

Бледдин опустилась на колени, успокаивая ребёнка. Когда она оглянулась и заметила меня, её глаза угрожающе блеснули. «Убирайся!» – казалось, она была готова выкрикнуть это.

Я уже закрывала дверь, когда Айвен, сидевший рядом с больной девочкой, прижимая ладонь к её лбу, вдруг посмотрел на меня. Наши глаза на мгновение встретились, и меня охватил жар.

Когда мы с Тьерни шли обратно к городу под чёрным беззвёздным небом, я один раз оглянулась.

На крыше амбара, будто призрачные часовые, сидели трое стражей. Они пробыли там не дольше удара сердца и растворились в холодной безжизненной ночи.

Тьерни тянет меня за рукав, возвращая к реальности.

– Нам пора, – тихо напоминает подруга.

Встряхнув головой, чтобы прийти в себя, я беру у Тьерни корешки сангвинарии, и мы вместе идём платить за покупки.

Бородатый взлохмаченный аптекарь занят. Он растирает в ступке чёрный драконий коготь. Мы немного нервничаем и надеемся, что выбранные снадобья удастся объяснить заданием по аптекарскому делу. Однако аптекарь даже не смотрит на нас, быстро записывает что-то в гроссбух и возвращается к своему занятию.

Молча вознося благодарности, – вот ведь какой рассеянный и нелюбопытный аптекарь попался! – мы с Тьерни быстро завязываем мешки, покрепче запахиваем тёплые накидки и выходим из магазинчика. Холод тут же кусает нас за щёки, а наше дыхание повисает в ночном воздухе облачками пара. Ссутулившись, мы шагаем против ветра обратно к университетским корпусам.

– Нам туда, – показывает Тьерни на проулок на другой стороне выложенной брусчаткой улицы. – Я всегда так хожу.

Мы торопливо идём к тому самому проулку, прячась от ветра за медленно катящим фургоном, нагруженным деревянными бочками, и огибая по дороге группу альфсигрских эльфов. Не глядя по сторонам, я следую за Тьерни, мечтая поскорее спрятаться от ледяного ветра.

У самого поворота в проулок на железном крюке болтается единственный фонарик, бросая золотистые отблески на стены и брусчатку. Однако стоит нам с Тьерни сделать всего несколько шагов по улочке, как мы в ужасе останавливаемся.

Каменные стены исписаны кроваво-красной краской со зловещими потёками.

СМЕРТЬ ИСЧАДИЯМ ЗЛА

ЭРТИЯ ДЛЯ ГАРДНЕРИЙЦЕВ

ВЕРНЁМ ЗАПАДНЫЕ ЗЕМЛИ

И огромная пятиконечная звезда благословения у последнего слова. Пять концов – пять линий силы: земля, огонь, вода, воздух и свет.

Мы с Тьерни стоим, молча уставившись на стену. Меня пробирает ледяной озноб, и вовсе не от зимнего холода. Каждое слово на стене бьёт невидимым кулаком тех, кто мне особенно дорог.

– О Древнейший, – наконец выдыхаю я и оглядываюсь на Тьерни.

Она даже не побледнела, а посерела, её кожа мерцает серо-зелёным цветом.

– Вниз по спирали, всё хуже и хуже, – угрюмо произносит она, не скрывая страха. – И даже быстрее, чем мы надеялись.

Она права. С тех пор как Совет Верпасии большинством голосов (гарднерийцы давно получили в Совете большинство) утвердил новые законы и правила, случаи агрессии со стороны гарднерийцев участились. Да и в университете не обошлось без перемен: официально разрешена и даже поощряется сегрегация студентов, в общежитии больше не требуют селить вместе студентов разных рас, а в архивах вычищают все тексты, которые Совет Верпасии сочтёт «враждебными по отношению к Гарднерии или Альфсигроту». Некоторые университетские газеты попытались выступить против нововведений, но вскоре их закрыли, а их сотрудников уволили или исключили из университета.

Почуяв перемены, на ночную охоту вышли банды хулиганов. Гулять по университетскому городку после захода солнца стало опасно.