После сразу же встал и ушел. На Вражий Остров. Они стояли там три дня, а на четвертый день, когда они уже начали поднимать паруса… Прямо напротив ни их, но уже здесь, на этой стороне, причалил киевский посол Ходота. Он сразу поднялся к отцу и также сразу начал выговаривать ему вроде того, что, мол, зачем ты, Брячислав, кормишь Эймунда, ведь он же дядин враг, и ты это знаешь! Отец обиделся, ответил:
– Но я не звал его. Да и к тому же он сейчас уходит.
– Куда? – грозно спросил посол.
– Не знаю! – сердито ответил отец. – Да и зачем мне это? Мы сами по себе, а варяги по себе!
– Вот это верно! – сразу подхватил Ходота. – Им на Руси не место! От них нам одно только зло!
– Какое зло? – спросил отец.
Но Ходота будто не расслышал, а уже вот что сказал:
– А дядя ждет тебя!
– С дружиной?
– Нет! – сразу ответил посол. – Зачем ему теперь твоя дружина? Тихо теперь на Руси, слава Богу. Но, правда, как-то даже слишком тихо. Вот дядя твой и говорит: «Земля наша обширна и обильна, а сколько нас на ней осталось? Я да братья мои Судислав и Мстислав, да Брячислав, племянник наш, и все». Поэтому желает он рядиться. Вот, говорит, собраться бы вам всем четверым, обговорить, как быть дальше, как Русь держать так, чтобы дедино не расползлось в чужие руки. А то ведь что же получается! Волынь уже который год без князя. Так же и Древлянская земля. Так же Муром, Ростов…
И еще долго говорил Ходота, мягко стелил, приманивал. Отец с ним не спорил, кивал, соглашался. Да, говорил, мы с Ярославом оба от Рогнеды, да, и как же такое забыть, что только Ярослав тогда и заступился за нас перед дедом, и дед смирил свой гнев и оставил нам Полтеск. А то, что дядя мне теперь еще земель сулит, так это великое благо. Всё это так, прав Ярослав. И здесь он тоже прав. И здесь… Вздыхал отец! И нет-нет да и поглядывал в окно…
А там, через Двину, на Вражьем острове, было уже пусто. Не было там больше полосатых парусов, двухсот острых варяжских мечей и ярла Эймунда. Он утром, еще до Ходоты, приходил прощаться и сказал:
– Есть у меня скальд, его зовут Бьорн. Когда мы вернемся к себе, он будет петь о тех, кого мы видели здесь, в ваших землях. Он мог бы петь и о тебе. Но пока что мы тебя не видим, и петь ему о тебе пока нечего. Прощай, князь! – и ушел.
А вот и корабли его ушли – вниз по Двине. А на следующий день ушел Ходота. Ходота ушел вверх. На пристани напомнил еще раз:
– Спеши, князь! Дядя ждет тебя. А то как бы тебе самому не пришлось его ждать. Но ждать-то что! А вот встречать…
Отец пообещал поторопиться. И в тот же день, от всех таясь, отец сошел к реке, взял лодку и поплыл… вниз по течению, к варягам! Гребцам пообещал: озолочу! И те гребли без продыху. Два дня. На третий, уже вечером, они догнали Эймунда. Ярл ни о чем отца не спрашивал, а сразу посадил к костру рядом с собой. Рог подавал, сам мясо нарезал и потчевал. Отец молчал. Варяги пели – тихо, не по-нашему. Но мы и по-варяжски знаем, и по-еллински. Двина – река широкая, она для всех открытая. Ночь наступила, все ушли. Тогда отец сказал:
– Дядя зовет меня в Киев. Земли сулит.
Эймунд с удивлением посмотрел на отца и спросил:
– И что, именно из-за этого известия ты три дня гнался за мной?
Отец кивнул. Тогда Эймунд сказал:
– Какие вы, южные люди, смешные! Когда зовут, нужно идти.
– Но я не верю дяде! – очень сердито воскликнул отец.
– Ну и что?! – сказал Эймунд. – Верить совсем необязательно. Но все равно нужно идти. Только не в Киев, – тут он усмехнулся, – Киев нам пока что не осилить. Ведь у меня всего две сотни воинов. А сколько у тебя?
Отец молчал. Тогда Эймунд хлопнул его по плечу и сказал:
– Еще раз говорю: какие вы смешные! Вот ты не веришь, а пойдешь. И еще без охраны. Ведь тебе было велено явиться одному, не правда ли?
Отец опять ничего не ответил. Эймунд недобро усмехнулся и продолжал:
– Вот так! Не веришь, а пойдешь. И Бурислейф тоже не верил, но пошел. И Ярислейф его зарезал.
– Дядя не резал!
– Да, он не резал, – согласился Эймунд. – Резал я. А для тебя, я думаю, найдется еще один ярл. Ведь не может же Ярислейф отступиться от данного слова!
– Какого?
– А такого. Ведь он же обещал дать тебе землю – и ты ее получишь. Потому что только будучи в земле ты никому уже не повторишь того, что слышал от меня: Бурислейфа убил Ярислейф! А я же был только мечом Ярислейфа.
– Ярл!
– Погоди!..
И так они еще довольно долго спорили, только к утру пришли к согласию. И двинулись – вверх по реке, в обратный путь. Пришли, стали на Вражьем Острове. Дальше отец пошел один и говорил с дружиной. Потом позвали Эймунда и снова говорили. Потом били в Зовун, созвали люд и говорили с людом. Люд разделился, стоял страшный крик. И даже бабушка тогда пришла на площадь, и тоже грозила отцу, и увещевала его, после опять грозила и увещевала, говорила, что добра от этого не будет…
Но он тогда все равно ее не послушался – взял дружину и пошел на волоки. Он тогда очень спешил. Потому что, когда он уходил, бабушка ему при всех сказала, что она пошлет гонца в Киев, к дяде, чтобы его предупредить. И как она сказала, так и было: скакал гонец, потом плыл по Днепру…