Желтое облако

Главный священнослужитель, видимо, читал проповедь. Он был одет во все черное, усыпанное блестками драгоценных металлов. Чья-то дрожащая рука указала на одежды святейшего. Они вдруг потускнели, блестки исчезли.

Служители храма отшатнулись от проповедника. Все подняли головы вверх, они ждали ответа от бога Айрамуши: что это значит?

Тяжелый светящийся шар сорвался с цепей и низринулся вниз…

- Эти не поверили нашему предупреждению, - сказала Ильмана. - К счастью, пострадал только проповедник.

Гарамуины, видимо, не сразу поняли, что это был ответный удар Альвы. Но война уже шла, странная, небывалая, все рушилось без выстрелов, без взрывов.

Гарамунал являлся, очевидно, и главнокомандующим войска. Он показался в городе верхом на каком-то ящероподобном животном. Ильмана пояснила мне, что давно один из предшественников гарамунала впервые посадил войско на ящериц и одержал победу. Эти ящерицы были похожи на земных гекконов. Горы, пустыни, водные пространства не были для них преградой, они способны взбираться на отвесные скалы, им не страшны удары холодным оружием - эти гекконы хорошо защищены, как панцирем, роговыми чешуйками. Со временем гекконов заменили боевые машины, гекконы в малом количестве остались лишь для высочайших церемониальных выездов.

Гарамунал выглядел жалким. Чего-то существенного не доставало в его одеждах, которые не держались на его тучном теле.

Высокие здания зияли оконными и дверными проемами, как после сильнейшей бомбежки. Дорога была захламлена. Геккон, чувствуя что-то неладное, кидался из стороны в сторону, Гарамунал еле удерживался на его круглой спине.

В городе начался грабеж. Наиболее предприимчивые из рамуинов шныряли по складам, тащили все, что уцелело, запасали продукты. Не стало запоров и охраны.

На гарамунала никто не обращал внимания: нет оружия - нет войска; нет войска - нет главнокомандующего и гарамунала. Он посмотрел в ту сторону, где стоял храм - одно из самых высоких зданий города. Оно потеряло шпиль и сверкающую крышу - безобразно торчал ее ребристый остов.

Гарамунал подъехал к рамухонде - главной канцелярии, которая была также военным штабом. Перед входом стояла какая-то скульптура, вероятно, наполовину сделанная из металла, но от нее остались одни обломки.

У подъезда вместо машин стояли загнанные гекконы, некоторые лежали, пригнув короткие лапы и откинув длинные хвосты.

Армия еще существовала. Она жила вчерашней дисциплиной, а главное потому, что в этой странной и страшной войне пока не было жертв. В рамухонде толпились одетые кое-как военачальники. Гарамунал вошел в середину этой толпы, обликом похожей на группу пленных, которые ожидали тут своей участи от командования неприятеля.

Что они могли доложить своему правителю и командующему?

На экране открывались двери складов - ни одного снаряда, никакого оружия, все превратилось в прах. На взлетных площадках и ракетных базах - пустота, чернеют только пологие кучи золы. Аппараты связи молчат, как пустые коробки. Воины, лишившись оружия, толпами бродят по городу.

Власть, державшаяся на оружии и насилии, пала. Я не видел, что стало с гарамуналом и его помощниками. Кинопленка альвинов оставила их в рамухонде.

Я увидел плачущего старика, он сидел в большой захламленной комнате, седые жесткие волосы лежали на его плечах.

- Это скульптор, - сказала мне Ильмана. - После нам попалась в развалинах дома книга, написанная им. Он был автором всех памятников, установленных в столице Рама и других городах.

Основным материалом в его работе являлись металлы и их сплавы. Работа обычно проходила так: по чертежу скульптора металлисты изготовляли каркас, его привозили и устанавливали в мастерской. Скульптор брал листы соответствующей формы и определенного металла и обрабатывал их путем холодной ковки и чеканки. Подготовленные таким образом куски затем укреплялись на каркасе, который постепенно обретал художественную, по замыслу скульптора, форму. Заказчик сам представлял материал, из которого хотел иметь скульптуру; богатые, разумеется, предпочитали драгоценные металлы. Иногда в мастерской накапливалось столько ценностей, что возле дома скульптора выставлялась стража.

И вот не осталось никакого намека на эти художественные и материальные ценности. Все металлические фигуры были словно истерты в порошок, валялись лишь гипсовые обломки и грязные полотнища.

Старик поднял голову - лицо его, искаженное горечью обрушившегося несчастья, вдруг просветлело. Он смотрел в дальний угол, там что-то возвышалось, окутанное покрывалом. Скульптор тяжело встал, подошел и стащил полотно. Это была единственная уцелевшая скульптура, высеченная из камня. Пьедесталом служил расползающийся тяжелый свиток цепей, он охватывал фигуру до пояса. Это был, несомненно, простой рамуин, с сухими напряженными мускулами и широкой грудью. Лицо сосредоточенное, угрюмое; длинные волосы раскиданы ветром. Опираясь левой рукой о толстые кольца каменных цепей, он как бы привстал. В правой, высоко вознесенной руке угрожающе поднят молот. Сейчас он освободится от цепей, ударом молота раскрошит их и затем…