— Вот, задача — вам, военным, сделать из этой разношерстной буйной силы — крепкую, стойкую, дисциплинированную.
— Это значит — сделать Красную Армию!..
— Да-да! А теперь — доклады, товарищи, — Краснощеков[5]
отходит от окна, садится к столу и начинается работа.Заседание уже кончено — начали с рассвета.
Теперь проведение в жизнь решений.
И, как машина, методично, по-американски работает Краснолобов.
— Мобилизационный отдел окончен: его начальник сделал доклад — двадцать тысяч двинуты на фронт, уже в дороге…
— Амурские канонерки довооружены и уже форсируют в Уссури, к Ханке и на Амур к Николаевску, — докладывает только что назначенный молодой матрос — начальник Амурской флотилии.
— Продовольствие? — и Краснолобов подымает очки or блокнота, чуть улыбается: он знает — богат край продовольствием и фуражом.
Цифры быстро столбиками ложатся на блокнот.
Кончено. Точка. Итог солидный — можно быть пока спокойным.
Добавляет только:
— Не стесняйтесь! — где надо — крепче, тверже… вот план… — большая графика цифр и пунктов комиссару продовольствия передана.
«Фронт — это самое главное», — думает он, нажимает кнопку; коротко:
— Товарища Саковича.
Быстро, боком, с бегающими маленькими глазами, сутулый, худой, в очках, с высоким торчащим воротничком — шея в нем, как у гуся, болтается, — входит:
— Я, товарищ Краснолобов.
— Фронт?
— Самое неопределенное…
— Что?
— Будто бы наши немного потесне…
— Не будто бы, товарищ командующий, а точно — что?
Плечи командующего — треугольником — голова недоуменно качнулась.
— На фронт нам с вами надо, вот что, товарищ Сакович… А сейчас — к аппарату идемте!
— Товарищ Мировский, Тонконогий?
Говорит Краснолобов, — как фронт?..
И тягуче идет по ленте:
…тревожно, слабые участки фронта — мало сил… Только что подорван наш броневик. Начальник штаба сам выехал на броневике на выручку… — Шлите скорее организованную силу и командный состав.
Последняя буква на ленте, точка, и:
— Еду сам, — резко телеграфисту…
— Еще? — телеграфист остановился.
— Точка! — Саковичу — идемте в мой вагон…
На ходу:
— Скажите своему ад'ютанту: сейчас же паровоз — на фронт…
Ни зги.
…Свист ветра, да грохот колес.
А по бокам, по насыпи мелькают какие-то тени, что-то кричат, но…
— Ни черта не разберешь!..
Броневик — визгом в ущелье, еще темнее… Рельсы заворачивают влево, а там, из-за поворота — два глаза: фонари…
— Что?…
Паровоз! — столкновение!!.
— Стой!!!..
И с насыпи воплем:
— Стой! — стой! — стой! Тени машут, кричат что-то.
Тормоз рванул.
Как в лихорадке трясет броневик: искры из-под колес — не катится, а скользит по рельсам.
Близко глаза, огромные фонари — вот:
— Трах… — треск…
Миг — и всем ясно.
Крушение: где? Что? Почему?
Но с насыпи уже раздается звонкая команда начальника штаба:
— Команда броневика, сюда, к эшелону… — Один за другим в темноте, кубарем скатываются красногвардейцы с броневика: ничего — благополучно… Только — передняя площадка броневика — вдребезги, в щепы, да бедняге артиллеристу оторвало ногу…
— Несите в задний вагон товарища, — быстро та же команда.
К эшелону:
— А ты что, машинист, — знаешь, что броневик из Евгеньевки вышел… Почему выехали, где жезл?
— Нет его… Заставили…
— Что-о?.. — сообразив:
— Назад, к Мучной!.. — и одним прыжком на паровоз, за ним — команда с броневика.
— …Я… я…
К печке прижат штыками человек. Его лицо не отличишь от изразцов: как мел! Только глаза в огне.
— Давай жезл!.. — один из обезумевших в панике.
— Что, вы с ума сошли? — и браунингом на трусов.
Расступились штыками — трупом валится обессиленный начальник раз'езда.
Потом к этому, с браунингом — штыки:
— А ты кто такой?
— На фронт, там чехи подорвали броневик, — вместо ответа им.
Но паника цепко сдавила их душу — сорвала маски, глаза в безумии:
— Окружены!.. Ты тоже предатель! Едем с нами обратно… В штаб…
— Трусы — один останусь! Ни шагу ко мне — и прямо в гущу наступающих браунинг втиснул.
— Ту-у-у-у…
— Айда, бросай!.. Скорей — эшелон уходит, — как волной схлынули и догонять эшелон.
И — командир за ними…
К фонопору:
— Товарищ Мировский — Никольский батальон бросил фронт, встретьте надлежаще.
— Пулеметами!.. Ты тоже не оставайся один — что сделаешь?
— Остаюсь, все-таки…
— Приказываю…
— Остаюсь!
— Расстреляю!
— Можете!
— Сумасшедший, чорт с тобой… Оставайся…
— Правильно!
Николай один…
Побелевшими губами шепчет, дрожит стрелочник, ему:
— Товарищ, ваш броневик тоже ушел за эшелоном…
… — И эти струсили, значит… Совсем один остался: вот так авангард… Выручил…
Сел к телеграфному аппарату, а возле положил браунинг.
Подумал про себя, а вслух вышло:
— Ловко…
… — А ведь они разорвут его в клочья, заколют… — и проводник в страхе зажмурил глаза и присел на пол в коридоре вагона.
…Нет! — Тише… Все тише бурлит за обшивкой вагона море людское… вот застучали, захлопали железные листы крыши вагона — кто-то поднялся, прошел, стал и…
— Товарищи! — в жуткой тиши — не поверил проводник, приподнялся, чуть выглянул в окно: