Желтый дьявол(Том 3)

— Нет, я так…

И опять едут молча.

— Товарищ командующий, — через некоторое время адъютант: — а что было в этом перехваченном Пешко пакете к най-ону?

— Это хороший документ!.. Китайцы у меня теперь в руках. Этим документом наш Военный Совет сразу наложит печать на протестующие уста китайского посланника во Владивостоке…

И опять едут молча.

— Вы знаете… — через некоторое время Снегуровский к адъютанту: — начальник штаба Калмыкова, полковник Суходольский, договорился с этим най-оном за сдачу оружия и за 25 тысяч золотом получить беспрепятственный пропуск по тракту на Фукдин. Отряд их почти весь поморожен… Дальше двигаться не в состоянии. Най-он по договору обязуется подать арбы, на которых они намерены перебросить отряд до Фукдина…

И еще молчат. А потом:

— Но самое главное: согласно договора, най-он обязуется задержать всеми имеющимися у него средствами «войска большевиков», не допустить их на китайскую территорию. Словом — дать Калмыкову с отрядом спокойно утечь из-под нашего носа…

Бум-м-м!.. — доплыл орудийный залп.

— A-а… начинается! — и, чуть наклонившись вперед, Снегуровский прижал шпорами. Кобылица прыгнула и пошла ровным галопом на выстрелы.

— Так я и знал!.. — Снегуровский окинул равнину, расстилающуюся у пригорка, на который взбежали сейчас всадники. Застопорив коня, вынул бинокль из кобуры.

— Ну, да… проклятье!.. Три часа потеряли… Ротов опоздал… проворонил…

Слева по долине на тракте кавалерийский полк, успев отсечь арьергард, рубился с полком дикой дивизии. А правее — на увале — залегла калмыковская пехота. Дальше — за нею — обозы. У обозов бухала, поставленная на сани, одна трехдюймовка.

Ярошенко повел полк в атаку без единого выстрела. Глубоко увязая в снегу, партизаны двигались тремя густыми цепями. По флангам противника слабо стучали пулеметы.

Вдруг цепи колыхнулись и быстро покатились на неприятеля.

— Ур-р-а-а!!.. — долетело до пригорка.

Комфронта сердито сдвинул брови. Положил бинокль в кобуру и повернул лошадь…

Уужжиижжии!.. — со свистом прямо на улицу спустился аэроплан. Из кабины выпрыгнул летчик.

— Командующий здесь? — закричал он разведчикам.

Но сзади, с ординарцами, уже приближался Снегуровский.

— Что нового? Видели, как Калмыков уходил от нас на Фукдин? Да?

— Так точно, товарищ командующий. Небольшой отряд проскочил вперед и двигается сейчас по тракту в сторону Фукдина. Его конвоируют китайцы.

— Так, хорошо! А далеко ли от боя вы их видели?..

— Верст тридцать-сорок…

Снегуровский скрипнул зубами.

— Три часа! — И, с силой ударив нагайкой лошадь, он стремительно рванулся вниз через Уссури…

Приехав на станцию Розенгардовка, он сразу прошел в броневик и послал во Владивосток в Военный Совет одну телеграмму. И принял от него другую.

В первой было:

«Отряд Калмыкова разбит и захвачен в плен. Сам Калмыков, с небольшой группой офицеров и штабных, разоруженный — под охраной китайцев — ушел в Фукдин».

А во второй стояло:

«Мандарина и его свиту немедленно освободить и сопроводить на китайскую сторону до города Сопки, с подобающим их званию и чину почетом, предварительно извинившись за происшедшее досадное недоразумение. Выезжайте для доклада Военсовету».

Снегуровский еще раз скрипнул зубами, крепко выругался и процедил адъютанту:

— Идите, расхлебывайте это «недоразумение»…

И отдал распоряжение освободить китайцев, а потом грузно опустился на табурет.

— Ушел, проклятый!.. — и в третий раз скрипнул зубами и умолк.

Через полчаса броневик мчался во Владивосток — ком-фронта Снегуровский ехал для доклада в Военный Совет.

Глава 6-ая

ПРОПАГАНДА

1. Весь рис в руки трудящихся

— Вот!

Штерн подошел к большой карте Дальнего Востока, висящей на стене…

— Видите? Хабаровск, Иман, Спасск, Никольск-Уссурийск, Владивосток — укрепленные пункты.

— Ну?

— В каждом городе сильный гарнизон. Хабаровск и Владивосток — базы.

— Так.

— Они укрепились и сидят прочно. Вопреки нашим ожиданиям, ни малейшего намека на эвакуацию. Они не уходят.

— Но они уйдут.

— Когда? Вы можете указать срок, повод, причину?

— Гмм.

Кушков задумался и почесал затылок. Члены Ревкома усиленно задымили папиросами.

— Я это говорю к тому, товарищ Кушков, что поведение японцев мне не нравится. Замыслы у них темные. Ваши дипломатические переговоры едва ли к чему-нибудь поведут.

— А как иначе?

— Иначе? Надо действовать резче, решительно и дерзко.

— Опасно. Испробуем еще один способ.

— Именно?

— Пропаганду. Отпечатаем на японском языке листовки и распространим их среди японских солдат. Авось разложим — поторопятся уйти.

Штерн недоверчиво улыбается:

— Сомнительно. Разложить листовками японскую армию… Гм! Из камней сметану жать — толку больше.

— Попытаемся.

Кушков взял карандаш.