Состоялось внеочередное заседание партийного бюро, посвященное подготовке всякого рода собраний и заседаний (общего партийного собрания, партийных собраний отделов и секторов, заседаний дирекции и ученых советов и т.д.) по поводу нового задания ЦК — подготовки коллективной монографии по философским проблемам секса. Присутствова ли представители центрального, городского и районного комитетов партии. Представительница райкома была мощная баба средних лет, проработавшая в юности с год на ткацкой фабрике и до сих пор считающаяся ткачихой, хотя большую часть жизни провела в комсомольских и партийных органах на должностях, не требующих абсолютно никаких зачатков интеллекта. В члены райкома партии ее избрали совсем недавно для того, чтобы укрепить классовую основу партии. Когда в райкоме встал вопрос о том, кого направить в Институт идеологии курировать кампанию по выполнению нового задания ЦК, никаких колебаний и вариантов на этот счет не было: само собой разумеется, Марью Михайловну! Уж в чем, в чем, а в этом деле она, как говорится, задницу набила! Будь она хотя бы чуточку поскромнее и имей хотя бы среднее образование, наверняка доросла бы до министра культуры или даже Председателя Совета Национальностей Верховного Совета СССР! В том, что говорилось на заседании партбюро, Марья Михайловна ничего не понимала. Но своим пролетарским нутром она чуяла, что теперь и этим делом пришла пора заняться вплотную, поднять на должный уровень, догнать и перегнать Запад и вообще. Только вот к чему эти заграничные словечки? Секс! Что это такое? Разве народ это поймет?! Сказали бы прямо: е...я. А то — секс! Смех один. И хотя ей было немножко тоскливо, ибо ее годы ушли, и ей уже больше не видать никого, кроме пьяного шофера или еще более пьяного слесаря из ЖЭКа, она кокетливо улыбалась и одобрительно кивала: пора, давно пора, а то совсем не то получается! Эх, вернуть бы мне сейчас мою молодость, я бы этим старым пердунам и замухрышкам показала, что такое настоящая русская е...я! А они — секс! Смех! Заведующий отделом критики буржуазной философии Тузик сказал, облизываясь на могучие формы Марьи Михайловны, что обсуждаемой проблеме придать философскую направленность необходимо. Трус добавил, что направленность должна быть общетеоретической с учетом новейших достижений математический логики. Умильяновский предложил заострить внимание на значении кибернетики и генетики. И рассказал об опытах по выращиванию людей лабораторным путем — в пробирках. Представитель горкома партии сострил по сему поводу, что мы, мужчины, будем чисто платонически смотреть на таких очаровательных женщин, как уважаемая Марья Михайловна, но свое мужское дело будем делать в пробирки. Тваржинская решительно потребовала придать проблеме остроидеологическую и даже боевито-политическую направленность, сославшись на статью Ленина «О воинствующем материализме». Потом Петин поделился воспоминаниями об искажениях проблемы... э-э-э... как бы поточнее выразиться?! секса в сталинские времена. Не для протокола, конечно, а в порядке интимности. Между нами, так сказать. Секс, конечно, и тогда был. Но совсем не то, что теперь. Еда была не та. И условия не те. Подъем всенародный был, так что не до секса было. Любить — любили, но не то, что теперь. Но без секса. Это теперь сплошной секс без любви. Марья Михайловна сказала, что это — безобразие. Какой же это секс без любви?! Сплошные извращения и разврат. Любовь без секса — это романтика, великие стройки, героизм. В крайнем случае — рядышком посидеть, поцеловаться. Но никакого баловства. Конечно, теперь новая установка, она понимает, не первый год в партии. Но философы должны тут все продумать, чтобы перегибов не было. Наш народ, он ведь такой. Ему только дай волю, так на улицу выйти нельзя будет. После заседания Петин, оставшись наедине с Секретарем партбюро, честно при знался, что не видит особой опасности в усилении внимания к сексу. Секретарь согласился и добавил от себя, что наш народ от природы скромен и воздержан, можно даже сказать — целомудрен и аскетичен. После войны довелось ему, Секретарю, быть начальником спецчасти женских лагерей на Северном Урале. Баб, конечно, навалом. Выбирай любую. Ну, побуйствовал месяца три. А там опостылело до такой степени, что видеть их не хотелось. Отобрал штук пять-шесть, так и жил с ними до демобилизации. Все-таки в нашей здоровой социалистической семье есть свои неоспоримые достоинства. Петин сказал, что ему на этот счет приходилось куда хуже. Все бабы, с которыми приходилось сталкиваться, поголовно были осведомителями. Так что приходилось думать не столько об удовольствии, сколько о том чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего.
Замечание рецензента