Желтый дом. Том 1

Но у меня не было сомнений в том, что так или иначе, но именно моя линия является единственно жизнеспособной. То, что она срослась со Сталиным, было делом случая. Хотя если бы не я, то другие люди выполнили бы ту же роль примерно так же. Если бы не Сталин, то другой вождь в идеологическом плане вынужден был идти тем же путем. Сталину повезло, что для него нашелся я. А мне повезло (или не повезло?), что я встретился с ним.

Секс и революция

Потом состоялось закрытое совещание дирекции, на котором присутствовали представители ЦК, МГК, РК, президиума АН, Института идеологии АН. Тузик сказал, что проблеме надо придать философскую направленность. Трус предложил учесть данные математической логики. Умильяновский настаивал на обобщении открытий кибернетики и генетики. Тваржинская потребовала провести непримиримо-партийную линию, придав проблеме остро-боевито-идеологически-политическую направленность. Заслуженный антисемит Ежов потребовал подвергнуть острой критике сионистскую лжетеории обрезания. Его поддержали Ойзерман, Рабинович и Фриш, которых допустили на совещание исключительно для того, чтсй бы доказать, что никакого антисемитизма у нас нет и быть не может. После совещания Тваржинская спросила у Ежова, кае же евреи размножаются, если им делают обрезание. А они хитрые, сказал Ежов, они отрезают то, что не нужно, а то, что нужно, они имеют побольше, чем наш брат иван. Безобразие, сказала Тваржинская с чувством. Ну, мы теперь за это возьмемся!

Дискуссия о партии

— Все наше общество, — говорит Сталин, — есть разрошаяся партия. Так что вступишь ты в партию или нет, для партии роли не играет, ибо ты все равно есть неформальный (или неоформленный) член. Это играет роль лишь для тебя. Не вступишь в партию, не допустят в кандидаты философских наук, не напечатают монографию, не дадут должности старшего сотрудника, не повысят зарплату, не дадут три библиотечных дня в неделю, не допустят приобрести в кооперативе отдельную квартиру. Так ведь?

— Так, — говорит МНС.

— Не слушай его, — говорит Ленин. — Он вульгаризирует все, к чему прикасается.

— Я лишь срываю покровы и обнажаю суть, — говори: Сталин. — А если суть вульгарна сама по себе, не моя в том вина. Наш мальчик хочет вступить в партию, и мы обязань сказать ему правду. Так вот, разговоры о том, что партия выражает интересы класса, относятся к чему угодно, только не к нашей партии. Наша партия всегда преследовала и преследует только свои собственные цели, выражала и выражает только свои собственные интересы.

— Сталин прав, — говорит Берия. — Посмотри, кто шел раньше в партию: отщепенцы, обиженные, авантюристы, неудачники, психически неустойчивые, честолюбивые и прочая нечисть. Это потом их облагородили.

— Не преувеличивай, — говорит Ленин. — Были и приличные люди.

— Были, да сплыли, — говорит Берия. — Где они?

— А нынешние диссиденты лучше, что ли? — говорит Маркс. — Тоже отходы всякого рода. Это естественно. Всегда так бывает. Зато теперь в партию идет цвет общества. Вот, например, наш мальчик будет поступать. Ни за что не поверю, что он только корысти ради. Есть же у него чистые побуждения. Так ведь?

— Так, — соглашается МНС.

— Захватив власть, партия все общество организует по своему образу и подобию, — говорит Сталин. — Но при этом обязательно соблюдаются принципы...

— Централизация, иерархия, дисциплина снизу доверху, — перебивает Ленин.

— Секретность, — добавляет Берия. — Секретность всех важнейших действий руководителей и образа их жизни. И вознаграждение по месту в иерархии.

— Все это так, — говорит Сталин. — Это все общеизвестно. И не оригинально. Главное же — единомыслие. Причем единомыслие не как сговор, а как естественная форма поведения. Понимаешь, куда я клоню? А что для этого нужно?

Наши праздники

Но вот, бывает, даже нас

Дарят вниманьем иностранцы.

И забываем мы тотчас,

Что мы — советские засранцы.

Являем знание вещей,

Каких они не знают сами.

Пускаем пыль. И вообще,

Понять даем, что мы — с усами.

Поим их водкою рекой,

Ведем в Большой, презрев препоны,

И кормим черною икрой,

И кажем древние иконы,

И откровенно говорим,

Пусть даже нас стукач не слышит,

Что мы свободно тут творим,

А не по указаньям свыше.

Из рукописи

Я долго не решался описать этот случай. Случаи такого рода стали литературным и киношным штампом. Потом я подумал, что мне ведь наплевать на то, что обо мне подумает читатель. А кроме того, в те времена эти случаи штампами не были. Они только еще изобретались.