Желтый дом. Том 1

По коридору и по кабинетам с круглыми от ужаса глазами пронеслась Вирусик с сенсационной новостью: Шубин опять запил, сейчас он движется в направлении института, грозясь дать в глаз Ученому Секретарю и «отодрать» за «железной дверью» КГБ. Девочки из научного кабинета, опекающие Шубина и мечтающие выйти за него замуж, выставили посты на подходах к институту. Сука Тваржинская высунула из двери своего отдела крючковатый нос и подозрительно потянула воздух. Вирусик носилась и носилась туда и сюда, сообщая одну новость ужаснее другой. Шубин разбил витрину в аптеке на улице Горького! Шубин прокусил коленку милиционеру на Арбате! Через полчаса, несмотря на профилактические меры институтских девиц, Шубин возник (материализовался) на большой плошадке, сверкая глазами и зубами и рассыпая вокруг нецензурные выражения. Пятикратно разведенная девочка из реферативного сектора Михайлова—Орлова—Кузнецова—Богданова-Карапетян собрала среди опекунов Шубина по рублю и увела Шубина по черновой (как любит выражаться Барабанов) лестнице из института.

Феномен Шубина для меня загадка. Случись со мной нечто подобное — никакого движения в институте не будет. Даже Вирусик не сочтет это достаточно серьезным поводом для ее сплетенного турне по институту. В чем дело? Я тоже холост. У меня тоже отдельная комната. Я моложе и красивше (как выражается тот же Барабанов) Шубина. И не глупее. Правда, он — старший. Но кто знает, может быть, в его годы я буду профессором. И все-таки... Никакой загадки тут нет, говорит с грустью Он. В Шубине еще сохранилось мужское начало. Размах. Дерзость. Щедрость. И бабы (да и не только бабы) это чуют. И любят. И прощают ему многое такое, что не простят тебе. Ты — ломаный (если не гнилой) интеллигент, а Шубин — мужик. Ты обратил внимание, что у Шубина грязные и рваные носки? И думаешь, бабам это противно? Ничего подобного. Эта пятикратно разведенная девочка сейчас купит на собранные деньги бутылку вина, сыра и колбасы, а на свои гроши купит ему новые носки. Вот, брат, тебе психологический зигзаг! И вместе с тем Шубин — целиком и полностью в рамках коллектива. Он не противопоставляет себя ему. Скорее, он его потешает, поставляет материал для дозволенных эмоций и разговоров. Он — атрибут коллектива, а не исключение из него.

Восток и Запад

Все народы имеют недостатки. И даже евреи, у которых, как известно, никаких недостатков нет, а есть лишь выдающиеся достоинства, имеют недостатки. Так что уж говорить о нас, русских! Мы не просто имеем недостатки. Мы кроме них вообще ничего не имеем. Мы сплошь состоим из недостатков. Потому-то наши защитники и спасители (главным образом — евреи) ищут в нас достоинства. И среди них они в первую очередь (и, кстати сказать, в последнюю) называют нашу уникальную духовность. Вот уж чего не отнимешь У нас, у русских, говорят наши защитники, и чего нет на Западе, так это духовность!

— И они, разумеется, правы, — говорит Восточник.

— Примитивные народы, — говорит Западник, — всегда склонны свое духовное убожество рассматривать как духовное превосходство. К тому же духовность духовности — рознь.  Массовые репрессии в сталинские времена тоже были проявлением нашей духовности. Плохие условия жизни никогда не способствуют духовности. У нас за духовность принимается имитация таковой и компенсация за безделье, трусость, неспособность к риску, отсутствие свободы передвижения и активности. На самом деле уровень нормальной (а не фиктивной) духовности адекватен уровню быта в обществе. Я имею в виду не отдельного человека (бедный в богатом обществе может иногда иметь высокую духовность), а общество в целом.

— Хватит, — говорит Восточник. — Твои рассуждения ненаучны. Кроме того, ты сам противоречишь себе. Есть всеобщая формула личности: духовность плюс активность есть константа, равная единице. Если мы — бездельники, а западные люди — деловые, то...

— Ты прав, — говорю я. — Но учти: каждое общество имеет свои единицы измерения. Наша единица в десятки раз меньше западной, а твоя формула имеет силу лишь в рамках данного общества.

— Ну и что, — не смущается Восточник. — Пусть наша единица в десять раз меньше западной. Зато наше безделье в двадцать раз больше!

Сто дорог

Готовлюсь к занятию пропагандистского кружка, руководителем коего я являюсь. Тема занятия — постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О дальнейшем совершенствовании обучения, воспитания учащихся общеобразовательных школ и подготовки их к труду». Читаю безудержную газетную демагогию, и тоска меня берет неизъяснимая. Дошел до обращения ЦК ВЛКСМ к выпускникам школ, в котором сказано, что перед школьниками открыто сто дорог, что они могут выбирать любую, что сто дорог — лишь символ, что на самом деле этих дорог во много раз больше, что... Выругался вслух матом. Забросил газеты. Вытянулся на своей кровати с поющими бабушкиными пружинами. Уставился в серый от копоти потолок и стал ждать Его. И Он незамедлительно явился.