Желтый дом. Том 1

Иногда мне кажется, что наши власти ведут грандиозную игру, продумывая и планируя все заранее. И что бы ни произошло в нашей системе власти, мы во всем стремимся усмотреть некий смысл и умысел. Но это верно лишь отчасти. Конечно, многое в поведении властей есть расчет и замысел. Но многое вынуждено обстоятельствами. Многое случайно. Многое происходит непредвиденно и неподконтрольно. Это очень важно! Повторяю, не все поддается контролю властей и коллектива. Не все можно предвидеть. Есть явления принципиально неконтролируемые и непредвидимые. Что это за явления и какова их роль в жизни общества? Это одна из самых главных проблем теории управления системами такого типа, как наша. И нашим оппозиционерам не мешало бы подумать в этом направлении. Я пока могу лишь констатировать следующий закон на этот счет: происходит нарастание непредвидимого и неподконтрольного. Образуется разрыв между руководством и руководимым. Каждый раз этот разрыв приходится сокращать особыми мерами. Но он образуется в другом месте. Общество вырабатывает и определенные стандартные методы ликвидации разрыва. В общей форме обосновать этот закон труда не представляет. Тут в первую очередь можно сослаться на то, что как руководящая, так и руководимая система изменяются во времени. Обращаю ваше внимание на то, что я имею в виду не абсолютную непредвиденность и неподконтрольность, а относительную, то есть относительно некоторого первоначального замысла. Так что когда наше руководство меняет первоначальные замыслы и отказывается от них, это не есть просто обман руководимых. Это есть необходимая форма восстановления адекватности руководящей и руководимой системы, форма ликвидации разрыва, о котором я говорил. Так что наши власти самими законами нашей системы обречены давать невыполнимые обещания и выполнять необещанные действия. Но выполнять последние так, будто именно они были задуманы заранее.

Историческое заседание

Состоялось первое заседание нашей спецгруппы под водительством параноика Смирнящева. Это заседание является историческим в двух смыслах: во время его приключились две истории. Первая: обвалилась штукатурка с потолка, и нам пришлось менять поэтому помещение. Вторая: алкоголик Шубин уснул и свалился со стула, и мы не смогли разбудить его, и его пришлось положить на диван в секторе борьбы с международным сионизмом. Смирнящев плел бессвязный бред о мировой логике, о материальной импликации, о семантических моделях, о сигма-операторе. Барабанов ехидно ухмылялся. Он до мозга и костей (это — его выражение) был ущерблен (тоже его выражение) тем, что его понизили. Но все же согласился остаться заместителем Смирнящева в интересах наших общих интересов (опять-таки его выражение). Смирнящев трепался часа два. После него на целый час захватил (захапал, точнее говоря) наше внимание Барабанов. На сей раз Смирнящев ехидно ухмылялся. Когда Барабанов дошел до климакционного (тоже его выражение) пункта своей речи и заявил, что в воздухе чувствуется ощущение (его любимое выражение), в кабинет ввалился очухавшийся Шубин. А пошел ты на ... со своими ощущениями, сказал он Барабанову. Заседание пришлось временно прекратить. Я предложил свои услуги сопроводить Шубина домой. На другой день я узнал, что, воспользовавшись моим отсутствием, меня раскритиковали и вписали в протокол и в решение в раздел недостатков. Барабанов якобы внес предложение убрать меня из группы насовсем, но меня отстоял сам Смирнящев. Не ради меня, конечно, а против Барабанова.

А с Шубиным мы провели роскошный вечер. Выйдя на улицу, он мгновенно протрезвел и предложил продолжить наше заседание в другом, более подходящем месте. Я сказал, что у меня нет денег. Он сказал, что деньги — не проблема, он получил гонорар в журнале «Партийная жизнь» за статью-консультацию... А, сказал он, не стоит о ней поминать, обычная чушь. И что ты жизнь попусту гробишь в этом пошлом учреждении? Беги отсюда, пока не поздно. Куда? Да куда угодно. Я сказал, что все равно уже поздно. Ты, пожалуй, прав, согласился он. Бежать все равно некуда.

Мы завернули в «Прагу». Здесь Шубина хорошо знали — он щедр на чаевые. Обслужили нас как почетных гостей.

— Вон тот тип, — сказал Шубин, кивнув на солидного официанта, — выпускник нашего факультета. На самом деле он — сотрудник КГБ. Майор, не меньше. А работать, между прочим, и у нас можно. Только умеючи. Я, например, не ощущаю никаких ограничений. Могу писать и печатать все, что захочу. Только при условии соблюдения одного условия, как выражается Барабанов: утопить свои мысли в контексте, устраивающем всех, так, чтобы они не выпирали в виде претенциозного «я» и не выглядели нескромно. Энгельс, конечно, ерунду писал. Но его ерунду можно истолковать по-своему, приписав Энгельсу свои собственные соображения. Все довольны. А умные люди понимают, что к чему.