Желтый саквояж

– Почему это? – Шамес показал на шинквас, где так и остались лежать червонцы. – Ты считаешь…

– Да, да, да, – Мендель сам налил себе водки и, глядя Шамесу прямо в глаза, сказал: – Моисей, это те деньги, которые только и будут цениться в самое ближайшее время.

– Значит… – начал Шамес, но Мендель оборвал его:

– Да, оно самое! Поскольку такое один раз мы уже пережили, я не стал дожидаться, пока новая власть придёт ко мне, и сам закрыл дело. Так что нам теперь думать надо…

– Ты что, как кое-кто из наших, собрался на ту сторону? – Шамес наклонился к приятелю.

Он уже слышал, что немцы недавно разрешили проезд через демаркационную линию, и многие, в том числе и некоторые евреи, стали перебираться назад в Польшу. Но то, что даже хитрюга Мендель тоже собрался ехать, удивило Шамеса, и тот, поняв, что дружок ждёт пояснений, сказал:

– Знаешь, Моисей, там у еврея должно быть очень много денег, а здесь, наоборот, лучше всех голодранцу, вроде твоего Зямы, но мы-то с тобой не то и не другое, и вдобавок, как говорится, имеем дело, значит, будут отыгрываться на нас…

Они встретились взглядами и без слов поняли друг друга. Посидев с минуту молча, не сговариваясь, снова взялись за рюмки и выпили сначала раз и ещё раз. Потом выпитая натощак водка ударила Менделю в голову, и неожиданно он, уставившись в одну точку, затянул «Хава нагилу», а тоже изрядно наклюкавшийся Шамес сразу начал ему подпевать…

* * *

Селяне как всегда были заняты своими делами, когда дремотную тишину Подгайчиков нарушило фырчанье мотора и, переваливаясь с боку на бок, по разъезженной бестарками колее к бывшему дому солтыса, где теперь разместился сельсовет, подъехала полуторка, в кузове которой сидело с десяток бойцов.

Скрипнув тормозами, грузовик остановился перед крыльцом, дверца кабины раскрылась, и на землю с подножки машины спрыгнул молодцеватый командир в фуражке с синим верхом. Размяв после долгого сидения ноги, он окинул взглядом пустоватое подворье и требовательно гаркнул:

– Эй!.. Есть тут кто-нибудь?

Боковое окно дома тут же раскрылось, и наружу высунулась взлохмаченная голова.

– Я есть…

– Мне нужен Герасим Брыль, – заявил командир.

– Это я… Я Брыль…

Гераська, выглядывавший из окна, засуетился, прикрыл створку и, уже через минуту выскочив во двор, встал перед командиром, переминаясь с ноги на ногу.

– Я чекав на вас… Мени повидомлено…[66]

– Очень хорошо, – командир оценивающе глянул на Гераську. – Показывайте, куда ехать…

Командир сел назад в кабину, а Гераська встал на подножку грузовика и, лихо держась одной рукой за стойку, другой стал показывать направление.

– Сюда треба ехать…

Машина выпустила целую струю дыма, тронулась с места и, покачиваясь из стороны в сторону, покатила туда, куда указывал Брыль. Возле Остаповой хаты полуторка остановилась. Брыль поспешно соскочил с подножки и, не обращая внимания на соседей, которые любопытствующе выглядывали из-за оград, закричал:

– Гей-но, Остапе!.. Ты де?.. Ходь сюды!.. Дело есть!..

Оказавшийся дома Остап вышел во двор, удивлённо посмотрел на солдат, горохом сыпавшихся из кузова, и весьма неприязненно спросил насупленного Брыля:

– Ну, чего звал?

Лицо Брыля как-то странно исказилось, и он молча смотрел на односельчанина, до тех пор пока командир, выйдя из машины, не тряхнул его за плечо.

– Этот?

– Так, – судорожно сглотнул слюну Брыль и поспешно закивал головой. – Так, це вин.

Командир сделал шаг вперёд и совершенно буднично сказал, обращаясь к Остапу:

– Поедете с нами. Вы арестованы.

– Я?.. – удивился Остап. – За что?

– Там объяснят. – Командир показал на кузов полуторки. – Садись!

– Ни, не поеду, – замотал головой Остап. – Покажить постанову[67]. На право ареста…

– Что?.. – Командиру показалось, что его не поняли, и он повернулся к Брылю. – Чего это он?

– Бумагу требует… Документ, – торопливо принялся пояснять Гараська Брыль.

– Ах, бумагу?.. Есть бумага, – командир повернулся и махнул солдатам: – Взять его!

Бойцы, только и ждавшие приказа, скопом кинулись на Остапа. Тот рванулся, сбил с ног одного бойца, другого, и тут его соседка, тётка Секлета, перепуганно следившая за всем из-за ограды, не выдержала и истошно завопила:

– Ой, людоньки!.. Та що ж то таке!.. Допоможить, людоньки!!

Эти крики словно подстегнули Дмитра Иванчука, только что тоже прибежавшего сюда. Он влетел во двор и, не разобрав толком, что происходит, кинувшись на помощь, обеими руками вцепился в солдата, державшего Остапа.

– Та що ж вы робите?.. Отпустить!

Неожиданное вмешательство Дмитра помогло Остапу вырваться. Какой-то момент он дико оглядывался по сторонам и вдруг кинулся к ульям, стоявшим под деревьями сада.

– Стой, стрелять буду! – рявкнул командир, но Остап, не обращая внимания на грозный окрик, сорвал крышку с крайнего улья и выхватил спрятанный там ВИС.

Вскинув пистолет, он наобум выстрелил в сторону усадьбы. Пуля попала в глечик, одетый на тычку, осколки полетели во все стороны и один оцарапал солдату щеку. Неожиданное сопротивление на какой-то момент ошеломило солдат, а когда они, опомнившись, бросились в погоню, Остап уже скрылся за соседскими хатами.