Желтый саквояж

Допив чай, начальник по-простецки пальцами достал из стакана лимон, с наслаждением пососал кисло-сладкую мякоть и, выплюнув жёлтое колечко шкурки, строго глянул на сидевшего с выжидательным видом старшего лейтенанта.

– Ну, говори, чего зазвал?

– Тут такое дело… – Помощник заёрзал на своём стуле. – Я чего сказать хотел… Тут у нас ещё в сентябре самолёт за радиомачту зацепился. Двое летели, мужчина и женщина. Разбились, конечно, но надо полагать, они удирали не с пустыми руками…

– Нашли что-то? – заинтересовался капитан.

– Нет, – покачал головой помощник. – Я уже потом, как мы пришли, сам видел. Хвост самолёта прямо из крыши сарая торчал…

– Это всё? – недоумённо спросил начальник.

– Всё, – кивнул старший лейтенант.

– Ты что это, мать твою, тут мне какие-то красивые истории рассказываешь?! – с начальника враз слетело всё его благодушие. – Тут, понимаешь ли, в Баевом урочище банду из семи человек видели. В Кульчине активисту ночью через окно пальнули. Это что, порядок во вверенном районе, а ты вместо дела тут всякие байки треплешь?

– Ну, почему же так сразу? – на удивление помощник не испугался капитанского гнева и даже возразил: – Рабочие и сельская беднота здесь нас поддерживают.

– Конечно, – начальник зло хмыкнул, но, уже сбавляя тон, выложил: – А немецкие колонисты, чешские поселенцы, польские осадники, украинские куркули и еврейские гешефтмахеры куда-то делись? Или, может, ты скажешь, что эти польские и украинские националисты, которых тут пруд пруди, да вдобавок всякие там петлюровцы нас ждали?

– Нет, не скажу, – спокойно согласился помощник.

Только теперь после короткой вспышки начальник сообразил, что у помощника действительно что-то есть, и он, пригасив раздражение, уже по-деловому кинул:

– Ладно, выкладывай…

– Тут такое дело. – Помощник, хорошо изучивший капитана, заговорил доверительно: – Конечно, вы как всегда правы, мы тут малость лопухнулись…

– Это ты про того поляка, что накостылял твоим бовдурам и смылся? – уточнил начальник.

– Про него, – сокрушённо вздохнул старший лейтенант и тут же оживился: – Только потом мы с этой Иреной Ковальской говорили. Выяснилось, что поручики Зенек и Ковальский на одном самолёте летели. Ковальский погиб, а Зенек уцелел и остался. Почему?

– Ну, ну, излагай соображения, – подбодрил помощника начальник. – Что из этого?

– А то, что жёлтый саквояж у них в том самолёте наверняка был. Ну, тот самый, за которым Зенек к Иванчукам являлся, – выложил старший лейтенант.

– И что, Ковальской не известно, что было в саквояже? – спросил капитан.

– Нет. Она, как я понял, про саквояж вообще ничего не знает, – заверил старший лейтенант и уточнил: – Это же Иванчук про саквояж нам сказал.

– Постой, постой… – капитан начал соображать, куда гнёт помощник. – Значит, ты считаешь, что и эти поручики тоже не с пустыми руками удирали?

– Именно, – подтвердил помощник и многозначительно поднял вверх палец. – Опять же и саквояж жёлтый, может, и не спроста, а?..

– Ну, цвет, это, конечно, пустяки, – махнул рукой капитан и поинтересовался: – А что там у нас по этим братьям Иванчукам складывается?

– Да круто складывается, – вздохнул старший лейтенант. – Дмитро сопротивление оказывал, Остап стрельбу дважды открыл. Связанный с ним Зенек скрылся. Крутая компания получается. Опять же этот саквояж. Явно не пустой…

– Так, так, так… – начальник задумался и довольно долго сидел, нетерпеливо постукивая по столу пальцами, а потом хитро глянул на помощника. – Тут, я думаю, не иначе как организованной бандой попахивает, или нет?

– Именно так, – понимающе кивнул старший лейтенант.

– Тогда приказываю, дело Иванчуков выделить в особое производство, – и, как бы ставя точку, капитан громко хлопнул по столу ладонью…

* * *

Городской вокзал, приткнувшийся возле крошечной площади с цветником посередине, был маленький, одноэтажный, украшенный надписью «1910 год», выложенной кирпичом по верху главного фронтона. Тут был железнодорожный тупик, и люди скапливались на площади, перроне и зале ожидания только раз в день, когда отсюда отходил единственный за сутки пассажирский поезд.

Тогда по булыжнику площади цокали лошадиные подковы, вперемешку с возами сюда съезжались экипажи, таща на себе узлы, чемоданы и дорожные сундучки, подходили пешеходы, а когда паровоз, прицепленный к недлинной веренице вагонов, уже начинал пыхать паром, к вокзалу подъезжала пара-тройка автомобилей, из которых выходили важные пассажиры первого класса.

Поручик Зенек появился на площади, когда скопление людей начало превращаться в теснившуюся у вокзала толпу. Осторожно оглядываясь, он прошёл вдоль заборчика цветника и остановился с правой стороны украшенного цифрой фронтона. Почти сразу рядом с ним появился весьма солидный обыватель, в котором мало бы кто сейчас узнал майора Вепша.

Постояв вроде бы просто так, майор обратился к Зенеку:

– Може, пан ма пшепалиць?[102]

– Если «Мева» пана устроит… – и с безразличным видом Зенек протянул майору пачку сигарет, украшенную силуэтом чайки.

Какое-то время оба молча курили, а потом майор наклонился и тихо спросил:

– Вы как?..