Желудь

Вернидуб хотел было уже что-то ему сказать, что так с жито нельзя. Что к нему нужно с любовью и радостью. Вон какое уродилось. Однако не стал. Было видно, насколько противен ему этот труд. Не труд вообще, а именно такой — монотонный. Он это еще на перековке криц приметил.

Но Неждан держался.

Стиснул зубы и держался…

Вечером после ужина они опять молчали.

Парень был погружен в свои мысли и выглядел особенно мрачно. Как никогда. Ходил словно дождевая туча.

— Почто ты опять себя поедом ешь? — наконец спросил Вернидуб.

— Это — не жизнь. — медленно произнес он. — До отупения тяжелый труд без просвета и надежды. Лучше сдохнуть, чем так.

— Дурное не говори! — нахмурился ведун.

— Нас роксоланы и обирают только потому, что смирились. Что не пытаемся. Вон — даже в простом. Ты же бывал в Ольвии. А я слышал, что кто-то и в Феодосию ходил, а иные и далее — на Дунай и за него. Порой доходили до самого Рима. И что же? Неужели с тех земель ничего толкового не несли к себе?

— Отчего же? Несли.

— Что? Я, признаться, не понимаю, как можно было прозевать жатку. Многократно же дело ускорится. Мы бы все это поле меньше чем за день собрали. И оставалось бы только скосить солому да подсушить.

— Видать, не примечали.

— А зря… все полезное надобно примечать, да к своим тащить. Ибо мир чудесен в своем многообразии. Ведь небеса открывают каждому свое. Знаешь, откуда те палочки, которыми мы едим? Из земель Хань.

— Серьезно? — ахнул седой.

— Да. Удивлен?

— Изрядно. Но неплохо.

— Таких полезных мелочей много по миру рассыпано. Да и не мелочей. Главное — не на блеск смотреть, а на суть. Пытаясь разобраться в том, как всякая всячина устроена.

— Ты хоть понимаешь, какой это труд — очищать пашню от пней, камней да корней? — вкрадчиво спросил Вернидуб.

— Понимаю. Одному — почти непосильное дело.

— Вот. Да и за ради чего такое нам? Через несколько лет все равно — расчищать новое, а это бросать, чтобы быльем поросло.

— В том и дело, что бросать не надо.

— Так родить перестает.

— Это если жито сеять. А надо разное.

— Какая же в том разнится? Все одно — сеять.

— А отчего земля отдыхает? Разве в то время на ней ничего не растет? — улыбнулся Неждан. — Сила в том, чтобы правильно меняя посадки держать землю доброй, как и урожаи. Здесь и жито, и горох, и озимое что потребуется, и овощи какие. Хотя какой в этом смысл? — махнул рукой Неждан и повернулся на другой бок.

Вернидуб не стал его более донимать расспросами.

Задумался.

Ибо слова о том, что земля отдыхает через смену того, что на ней родится, его задели и удивительным образом заинтересовали. Заставляя перебирать в памяти всякие случаи из минувших дней в поисках подтверждения или опровержения этих слов.

Ночью несколько раз рычал пес.

Он с ними в полуземлянке спал. Вернидубу то не понравилось. Он считал, что ему самое место на улице. Но парень решил иначе. Для него, в силу острого чувства одиночества, Мухтар стал что младший брат. Член семьи — не меньше.

Вот и услышали оба его рык. Но лишь утром вышли посмотреть, обнаружив на опушке много новых волчьих следов.

— Плохо, — тихо констатировал парень.

— Очень плохо, — согласился с ним ведун. — Видать, где-то тут стая обосновалась. И ей корма не вдоволь. Вот и лезет к дыму.

— И что делать предлагаешь?

— Ночью из жилища не выходить. Скота у нас нет, не зарежут. В остальном перебедуем как-нибудь.

— Нет. — твердо произнес Неждан.

— Что «нет»?

— Это — не их земля. Я не собираюсь от них прятаться!

— Хочешь против стаи выйти? — как на дурного глянув, поинтересовался Вернидуб.

— Не собираюсь я за ними бегать. Не дурной же.

— А что тогда?

— Ловушек поставлю.

— Промышлять ими все же вздумал? Не только ведь волки попадутся.

— Какой же это промысел? Защита. Не мы к ним пришли. Но терпеть их рядом я не намерен…

Глава 2

166, сентябрь, 9

Спина болела немилосердно.

Видимо, эта уборка ячменя Неждана доконала. Да и работал он не так, как Вернидуб, привыкший к такому делу. А потому каждые пять-десять минут немного разминавшийся.

Так что — иди, пойми, что с ним произошло.

Не то продуло.

Не то сводить начало от перенапряжения.

Неясно.

Сам парень разобраться не мог. Просто старался теперь спину утеплять, пользуясь образовавшимся запасом тряпок. Да и Вернидуб тут ему был не помощник, ибо в лекарском деле плохо ведал. Разве что по просьбе Неждана спину ему немного массировал. С непривычки плохо, но и оно помогало.

Медленно.

Слабо.

Но отпускало. С каждым днем облегчая и облегчая состояние.

Только понять было нельзя — из-за лечения это или оттого, что парень эти несколько дней мало нагружал себя. Не бездельничая, конечно, но и не особенно напрягаясь. Так — текучку всякую делал да с ловушками возился, но без фанатизма. Отчего злился, так как своей расслабленностью и неспешностью начинал напоминать местных.

И тут — купец со товарищи и рядом попутчиков на своей «посудине». Среди которых нашелся один из старейшин клана — Гостяту.