Иногда, потому что она сама так говорила. А он не верил тому, что она говорила. Слова могут лгать.
— Пёрышко, — глупо пробормотал он, глядя на лагерь. В одной из таких же палаток, как там, внизу, она и его лучший друг. Сидят и мёрзнут… Ну, Синг-то точно мёрзнет.
А он торчит тут. Пьёт виски. Смотрит попеременно то на тихий и угрюмый ксилматийский лагерь, то на гуляющее пёстрое пятно лагеря наёмников.
Кажется, он снова против воли предал их.
— Идиот, — прошипел он и снова сделал добрый глоток.
Работа не шла, как надо. Точнее, не шла вообще. И это убивало Варга.
Всё вокруг убивало его. Всё, что он видел и слышал.
Когда он шёл прочь, он видел повозки с вопящими раненными. Повозки с трупами. Он не хотел этого видеть — но смотрел, равнодушно и холодно. Посиневшие лица. Снесённые голову. Распоротые животы. Отрубленные руки и ноги. Кровь, кровь, кровь.
А он просто шёл со своим мешком мимо, глядя под ноги.
Он не мог помочь им. Он не умел помогать и спасать.
Тот же Синг умел. Всё рвался убежать к лекарям и помогать с раненными. Бедолага. Не нужно было на него орать тогда. Он бы и сам всё понял. Или не понял?..
— И я это я затащил их сюда, так? — обратился Варг к небу с прищуром. — Всех их, — он махнул бутылкой в сторону лагеря.
Ему казалось, что каждый погибший на бродах — его личная вина. Он позволил этому случиться. Он, и никто другой. Варг Бьярнсон, человек, пообещавший не проливать кровь и проливший её.
Нужно было слушать отца. Неженкам вроде него нужно безвылазно сидеть в Коллегии и учиться жить книгами. Или песнями. Потому что в большом мире полно крови. А кровь для Бьярнсонов — это искушение. Пьянящее искушение, которое невозможно преодолеть.
По небосводу, оставляя длинный хвост, резко сиганула вниз звезда.
— Ты думал, отец, — проговорил Варг с ухмылкой, — что тут я исправлюсь? Что вернусь другим?
Небо не отвечало северянину, и он понуро опустил голову.
Отец знал, что в нём борются двое. Чудовище, закалённое севером и холодом в Нордваде. И он, Варг, любящий музыку, смех и мир. Пока он был на севере, для Варга не было места.
В Коллегии у него было всё, о чём он мечтал. Тепло, вина, компания. Появились друзья. Его зауважали как барда, в конце-то концов! Его мечта воплотилась.
Но он должен был признать — ему не хватала чудовища. Мягкость жизни в Мёнхене заставила его скучать по боям, по кровавому хаосу клинков.
Там, на корабле в Живом Море, чудовище лениво приоткрыло глаз. И Варг понял, что не хочет его будить.
— Или, может, я просто устал быть беспомощным и слабым, — прохрипел он, вновь поднимая голову к звёздам. Те приветливо мигали ему холодным белым светом. — А в бою я ощущаю себя всесильным. В бою что-то ведёт меня. Я знаю, что не умру. Отец говорил, что это глупая молодость. Но я знаю, всегда знаю, что не умру в бою.
Звёзды не отвечали.
Что-то внутри задрожало и неприятно заныло, а затем Варг всхлипнул.
Боги жестоки. Они дают одно, но забирают другое. А иногда все их подарки обесцениваются из-за того, чего они тебе недодали.
Север и вечная война наградили его крепким телом. Занятия в Коллегии дали ему острый — насколько он мог судить — рассудок. Его голос, если верить слушателям, был подобен мёду. Он всегда знал, когда улыбнуться, когда нахмуриться. Но…
— Почему? — прошептал он, глядя на ярко-пылающую звезду Северной Короны в небе. Что-то стекало по его щекам, губы отвратительно дрожали. Он знал, как отвратительно выглядят плачущие люди. Но не мог не плакать.
Мир исчез за пеленой слёз и боли. Варг, обхватив голову руками, тихо всхлипывал.
Как ему сейчас нужен кто-то. Хоть кто-нибудь. Пёрышко, например. Просто чтобы она подошла к нему и положила руку на плечо. Сказала, что…
— Пёрышко, — он сдавленно хихикнул сквозь слёзы. Кажется, у него… Как это слово… Истерика. — Положила руку на плечо? Сама?
Он сокрушённо покачал головой и судорожно вздохнул.
— Знаешь, небо, а ведь мир несправедлив, — тихо проговорил он, утирая дорожки слёз.
Ледяная сталь прикоснулась к горлу и заставила вздрогнуть.
— Это уж точно, — хриплый голос проговорил слова прямо в ухо. — Много успел насмотреть, говнюк?
— Что?.. — страх парализовал его, мысли беспомощно метались в голове.
Это не бой. Тут не дёрнешься в сторону. Не убьёшь.
— Спрашиваю — много нарисовал, сука? Бровер, вещи.
Боги, они убьют его! Убьют! Проведут кинжалом по горлу! И он умрёт здесь, на задрипанном холме!
Никогда не скажет того, что нужно сказать! Не споет тех песен, что должен!
— Нет, пожалуйста, — прохрипел он и поднял руки в слепом ужасе. Лицо и спина покрылись потом.
— Закройся.
— Нет, послушайте, вы не…
Сталь сильнее нажала на горло, и он испуганно взвизгнул.
Как Синголо, недовольно отметило чудовище.
— Бутылка, — глотающий звук, — виски. Лютня. Много пустых листов. Перо. Чернильница. Всё, — звонкий голос донёсся откуда-то справа. — Ну и фонарь.
— Я вижу, — прохрипели Варгу в ухо. — Ты что, тот самый коллегист? Северянин?
— Да, да, да! — Варг радостно и быстро закивал, испытывая неописуемое облегчение.
— Боги всё же умеют шутить, — медленно, безумно медленно кинжал ушёл куда-то вправо.
Варг облегчённо выдохнул.