Жемчужина пустыни

Наверное, тут многое сказалось: и события в целом, и навалившиеся проблемы, и общая накопленная усталость. И всё равно не могу не думать о Саиде. Правильно ли я поступила, бросив его там? — это тоже не даёт покоя. С одной стороны справедливость восторжествовала — чего так отчаянно хотела, а с другой — то, как это произошло, терзает. Хотя понимаю: мирным путём решить ситуацию не получилось бы.

Ясно, чем руководствовался дядя Боря, когда они планировали выкрасть меня, а не обращаться к властям Катара — официально никто не помог бы, наоборот — вмешались бы, встав на защиту интересов их гражданина, тем более после законного брака — мои шансы на спасение равнялись нулю.

Единственное, без чего нельзя было обойтись — отказаться от непосредственного участия Российского посольства и ФСБ, иначе провернуть спецоперацию не удалось бы, причём это касается всего: предоставленный самолёт, вооружённая группа захвата и даже сам факт пребывания на территории чужого государства тоже был засекречен.

Хоть им доказывать не пришлось, поверили сразу, что я не возвращалась на Родину, а нахожусь в плену…

А сколько ещё подобных историй?

* * *

Уткнувшись лбом в иллюминатор, наблюдаю, как Катар постепенно исчезает из поля зрения, превращаясь в крошечную точку, пока густые облака не спрятали землю полностью.

«Ну, вот и всё…».

— Диана… — дядя Боря присел рядом со мной. Прикоснулся к моей руке, сжимая пальцы. — Что-то ты совсем раскисла… Хочешь о чём-нибудь поговорить?

Не могу вымолвить ни слова. Продолжаю плакать, судорожно хватая воздух ртом, и лихорадочно трясусь всем телом.

— Всё позади, — он повернул моё лицо в свою сторону и стал аккуратно вытирать слёзы руками. — Давай снотворное выпьешь? Поспишь до конца полёта, отдохнёшь.

Отрицательно помотала головой.

— Тогда успокоительное? — настаивает.

— Нет… — с трудом произнесла. И не выдержав цепкого взгляда дяди, прижалась к его груди.

— Что с тобой происходит? — ласково поглаживает по волосам. — Успела привязаться к нему? — последнее слово он выделил интонацией. — В этом причина? Неужели, «стокгольмский синдром» в действии? Не нужно пояснять, что за термин такой?

— Нет… — бессознательная связь, возникающая между жертвой и агрессором, в результате чего может появиться симпатия — односторонняя или взаимная.

Я ни в коем случае не пытаюсь оправдать поступки Саида, но и не думать о нём тоже не получается — особенно, когда чувствую на себе его терпкий мускусный запах, который остался на мне и обнимает, словно вторая кожа.

«Хочу побыть наедине со своими мыслями и разобраться во всём».

— Если не привязанность, то…

— Дядя Боря, — перебила, посмотрев на него, — возможно, я беременна.

— Вот как… Поэтому так расстраиваешься? — он нахмурился. И тут же добавил: — У тебя отрицательный резус-фактор, как у мамы. Избавишься от ребёнка сейчас, потом вообще не сможешь иметь детей, — говорит со знанием дела. — Геля, в своё время, чуть не натворила непоправимых ошибок. Находясь в отчаянии, без работы и денег, едва не решилась на аборт. Боялась обратиться за помощью…

«Мама таких подробностей не рассказывала».

— Об этом речь не идёт. Если беременность подтвердится — буду рожать.

— Не переживай, нас много — справимся. Ребёнок не виноват, где и как он пожелал появиться на свет, — мудрые слова мудрого человека. — И раз уж мы затронули эту тему, пора пообщаться с Владимиром.

— Зачем? — удивилась. — Я даже маму ещё не слышала…

— Поверь, так надо, а Геля в курсе всего, я отправил ей сообщение, она с нетерпением ждёт тебя дома, — дядя поцеловал меня в лоб и пересел в другое кресло.

Владимир Васильевич правильно воспринял этот жест, как приглашение подойти (или, точнее, разрешение).

— Мы можем поговорить? — спросил он.

— Разве нам есть что обсуждать? Избежали правосудия — радуйтесь, хотя по вам тюрьма плачет, — если бы они действовали официально, ситуация приняла бы иные обороты: бывшего начальника привлекли бы к ответственности и понёс бы заслуженное наказание, но поскольку всё негласно, то и повода нет.

— Я виноват перед тобой… — всё-таки присел рядом со мной.

— Вы обманули меня! Заманили в чужую страну и бросили! Жизнь сломали! — слёзы опять потекли по щекам.

— Перед твоей мамой виноват не меньше… — покачал головой, в глаза старается не смотреть.

— Совестно стало?

— Готов покаяться…

— Да кому это нужно?! — возмутилась я. — Лучше живите с этим грузом на душе, зная, что прощения вам не будет. Никогда!

— Для себя самого уже наказан… — задумчиво сказал.

— И чем же?! — какой-то бессмысленный разговор.

— Родная дочь ненавидит меня.

— Правильно делает!

— А есть ли шанс исправить ошибку, Диана?

— Не понимаю вас…

— Я — твой отец.

Глава 49