Жена авиатора

– Чарльз, постарайся не поддаваться панике. Возможно, это ложный диагноз. Давай подождем, пока здешние доктора не осмотрят тебя.

Я почувствовала в его голосе раздражение. Он прорычал в телефон:

– Это не ложный диагноз. Я взял медицинский справочник и сам проверил все симптомы. Надеюсь, что облучение поможет, как бывает со многими видами рака.

– Хорошо. Что еще я могу сделать?

– Ничего. Приезжай не раньше завтрашнего дня, потому что я не хочу, чтобы ты вела машину в темноте. Пожалуйста, не говори детям. Нет причин огорчать их, и, конечно, нежелательна любая огласка. Если кто-нибудь спросит, скажи, что я подхватил вирус в джунглях.

– Хорошо. Чарльз, постарайся выспаться. Утром я приеду.

– И ты тоже. И желаю хорошо провести вечер.

Я повесила трубку и снова рассмеялась.

Дверь кухни распахнулась, и Дана приветствовал меня веселой улыбкой и подносом с коктейлями в руках.

– Давай отправимся завтра на шоу? Один мой пациент предложил билеты на «Короткую ночную мелодию». Мне бы очень хотелось посмотреть ее, потому что… Что? Что случилось, Энн?

Я покачала головой и постаралась успокоиться, но не смогла сдержать сдавленного рыдания.

– Чарльз. Он только что звонил. Дана, он болен. Лейкемия. Не помню, как точно звучит диагноз. Он сейчас в городе и просил меня… – о боже, тебя! – не смог бы ты рекомендовать…

Я остановилась, не в силах говорить дальше, и упала в столь знакомые объятия Даны. Он прижал меня к груди и зашептал что-то успокаивающее, усаживая меня на кушетку. Я положила голову ему на плечо, ожидая, когда высохнут слезы на щеках. И постаралась не думать о болезни мужа.

Чарльзу хорошо помогло первоначальное лечение, и несколько месяцев нас не покидала надежда. В эти месяцы мы снова были вместе, как я когда-то мечтала так давно. Но я не могла не вспоминать старую пословицу: «Будь осторожен, когда чего-то сильно желаешь». Теперь я стала ему нянькой и опекуншей. А Чарльз не был уступчивым пациентом, он завидовал моему здоровью, потому что сам даже не мог подняться по лестнице без отдыха. Ему хотелось придерживаться своего крайне насыщенного графика, и когда он понял, что больше не сможет этого делать, то стал побуждать меня как можно скорее выполнить его новый проект – подготовить к изданию мои дневники. Я перестала их писать много лет назад, после войны. Но, видя упорный интерес к ним Чарльза, я не могла не думать о том, что он старается написать свой некролог с их помощью. Переписывая их, убирая некоторые места, создавая портрет человека, которого я не могла узнать.

Но настало время, когда противоречить уже не имело смысла. Его тело перестало реагировать на лечение, и нам наконец пришлось сказать детям о его болезни. После ужасного месяца в больнице, когда стало очевидно, что его лейкоциты уже не поддаются лечению, он сказал:

– Я хочу вернуться домой, на Гавайи. Хочу умереть спокойно.

Дана сказал ему, что это равносильно самоубийству.

– Вы не вынесете этого, – сказал он прямо, – вы слишком слабы, а это очень долгий перелет.

– Я все равно умру. Мне хочется умереть дома. – Невероятно похудевший, лежа на больничной постели, Чарльз выдвинул нижнюю челюсть в своей решительной манере и тут же превратился в героя с фотографий 1927 года. Хотя у меня стояли слезы в глазах, потому что главный онколог только что сказал Чарльзу, что у него остались считаные дни, мое сердце сделало сумасшедший скачок, когда я посмотрела на его все еще красивое лицо. Худоба лишь подчеркнула мужественность его черт. Его волосы, поредевшие еще до облучения, стали снежно-белыми, что, когда он был здоров, составляло контраст с его обветренной, загорелой кожей после стольких лет, проведенных на свежем воздухе – сначала в открытых кабинах самолетов, потом на Тихом океане во время войны и, наконец, в последние годы в джунглях и тропических лесах на далеких, диких берегах.

Его физическая привлекательность, наше физическое притяжение – это никогда не исчезало. В постели мы всегда понимали друг друга. Правда, много лет назад он перестал приходить в мою постель.

Я покачала головой. Грешно теперь думать об этом. Я слушала, как Чарльз спорит с Даной, который в конце концов сдался, а потом зовет Джона, чтобы совершить все обряды, необходимые перед тем, как отправиться на тот свет.

Наконец, когда все ушли – группа врачей, наши мальчики в свои отели, я поцеловала Чарльза на прощание.

– Хочешь, чтобы я осталась? – спросила я неожиданно для себя самой.

Я была так измотана, что могла бы заснуть на полу.

– Нет, – проговорил он, хмурясь, – в этом нет необходимости. Со мной все будет в порядке, да и ты лучше выспишься в своей постели.

– Хорошо. – Я взяла свою сумку и пальто и остановилась у двери, чтобы помахать ему на прощание. Он показался мне таким слабым и беспомощным – он, который всю жизнь казался мне титаном. Но он не дал мне никакого знака, что хотел бы остаться в моем обществе. Он открыл книгу – медицинский справочник – и надел очки, сдвинув их на кончик носа. Послюнявив указательный палец, он перевернул страницу.