Жена авиатора

– Прекрасно. Тогда позаботься об Элизабет. Сделай так, чтобы она вернулась домой вовремя и смогла отдохнуть, – не сдержалась я.

Мне захотелось защитить сестру, обращаться с ней, как с ребенком – так же, как она обращалась со мной. Она казалась такой нежной, такой неприспособленной для этого жестокого мира.

Я прошмыгнула мимо них, стоящих плечом к плечу в рамке дверного проема. Быстро идя по коридору к приемной, я почувствовала огорчение; похоже, я опоздаю на назначенную встречу.

Генри со своим «Роллс-Ройсом» ожидал у дверей, чтобы с комфортом умчать меня. Мне не надо было беспокоиться о такси или метро. И даже об обеде – несомненно, он тоже будет дожидаться меня по возвращении домой. В эти дни мне ни о чем не надо было беспокоиться.

Наши перелеты, когда я была такой сильной, такой независимой, такой энергичной, теперь казались лишь смутным воспоминанием. Неужели мы с Чарльзом были верными партнерами только в небе, когда находились вдали от остального мира с его ожиданиями и претензиями?

Я внезапно остановилась посреди душной комнаты, заставив себя оглянуться вокруг и встретить взгляд каждой женщины, находившейся в ней. Мне нужно было посмотреть на этих абсолютно нормальных земных женщин, жизнь которых так отличалась от моей. Мне нужно было разглядеть их, понять, какой я могла бы стать, если бы была одной из них. Я должна была увидеть это своими собственными глазами, а не глазами Чарльза.

Я видела старомодные платья и головные уборы, кое-где отделанные кружевами. У большинства женщин были темные глаза, густые волосы, землистая кожа; красивых было совсем не много. Все эти женщины просто хотели помощи, хотели относительного благополучия для своих детей. Внезапно я ощутила прилив сочувствия, кровное родство с этими женщинами.

Моя улыбка смутила их, большинство отвели глаза. Те немногие, которые этого не сделали, смотрели на меня с нескрываемым возмущением, вспыхивающим в темных, голодных глазах. Некоторые откровенно разглядывали мой живот; одна взмахнула головой и сказала что-то, чего я не расслышала, а потом рассмеялась.

– Что она здесь делает, – услышала я чье-то бормотание, – эта богачка?

– Это жена полковника Линдберга, – прошептала в ответ другая, – что ей надо?

– Пришла с очередным визитом, – громко сказала одна из женщин, – бьюсь об заклад, что у них в доме ни к кому не придираются.

Несколько женщин разразились понимающим смехом. Я помертвела от унижения. Теперь я не могла просто выйти и сесть в «Роллс-Ройс», потому что все тогда бы увидели, что он принадлежит мне. Элизабет и Конни пристыдили меня за то, что я была женой Чарльза, эти женщины – за то, что я была богатой.

Стоило ли удивляться, что, когда я находилась в тени моего мужа, мной восхищались лишь за то, что я нахожусь рядом с ним? Стоило ли удивляться, что я искала и находила убежище среди облаков, где могла чувствовать себя гораздо более сильной и уверенной, чем на земле?

Да и что могли знать две незамужние девицы? Если бы я была замужем за физиком, я была бы миссис Доктор. Если бы замужем за адвокатом, то была бы миссис Адвокат. Ни одна замужняя женщина не имеет собственной индивидуальности, даже моя собственная мать, со всей ее энергией и образованием. Прежде всего она была женой сенатора. То, что я была женой летчика, авиатора, делало меня другой, но не в меньшей степени зависимой от своего мужа. И я, и эти женщины знали то, чего не знала моя драгоценная сестра, образованная и принципиальная, обладающая высокими идеалами.

Ободренная этим открытием, я повернулась и направилась обратно в кабинет Элизабет. Не постучав, открыла дверь.

– Элизабет, ты просто не понимаешь…

Я осеклась и застыла, не в состоянии переварить открывшуюся передо мной сцену.

Элизабет сидела на коленях у Конни; их руки обвивали друг друга; их губы – их губы – соприкасались. Они не отстранились друг от друга – ох, почему они этого не сделали? Они остались сидеть в прежней позе. Повернув головы, обе молча смотрели на меня. Я задохнулась, и мне показалось, что я только что упала в шахту лифта. Это была не моя сестра. Это не могла быть моя сестра.

Мы продолжали смотреть друг на друга, потом Элизабет соскользнула с колен Конни. Ее лицо было красного цвета, тело тряслось. У меня как будто пелена упала с глаз. Тайные взгляды, которыми они обменивались, безразличие, с которым Элизабет всегда обращалась с мужчинами, как будто они ее совсем не интересовали, – теперь я понимала, что так оно и есть.

То, что мне казалось ее ревностью по отношению к моему браку с Чарльзом, на самом деле являлось неприязнью. Неестественность и натянутость наших отношений происходила вовсе не потому, что я отобрала у нее того, о ком она мечтала. Это открытие было неприятно – я была совершенно по-детски разочарована. Неужели в глубине души мне нравилась ее зависть?

– Энн, пожалуйста, – услышала я голос моей сестры, голос, который, казалось, раздавался с расстояния в тысячу миль, – ты не должна…