Жена банкира

Она вдруг подумала о том, чтобы уволиться прямо сейчас по телефону. Это было вполне реально: сотрудники «Пресс» постоянно увольнялись именно так. (Главный редактор журнала, Данкан, был очень тяжелым человеком и платил подчиненным сущие гроши – еще меньше тех мизерных окладов, которые считались в их отрасли стандартными.) Но такой вариант показался Марине неприемлемым. После всего того, что Данкан для нее сделал, и всего того, что они с ним сделали вместе, она хотела уйти в отставку красиво, по всем правилам: сообщить ему об этом при личной встрече, разумно выбрав момент не только для себя, но и для журнала.

– Ты неподражаем, – вздохнула Марина. Она затушила окурок и вошла в комнату за карандашом. – Ты ведь должен быть сейчас в творческом отпуске, разве нет?

Данкан ничего не ответил. Эта тема была для него болезненной. А все потому, что он согласился на отпуск не по доброй воле. Скорее это было распоряжением Филиппа Бранкузи, директора компании-учредителя их журнала: он настоял на отпуске в шесть недель, чтобы Данкан основательно «просох» и закрыл вопрос с выпивкой раз и навсегда. Его пристрастие к алкоголю стало проблемой, и в издательстве об этом знали все. За исключением самого Данкана.

– Ты что, записываешь? – спросил он в трубку.

– Конечно записываю.

– Мне нужно, чтобы ты кое с кем встретилась. Этот человек приезжает из Люксембурга. Я не знаю, сколько у него будет времени, так что постарайся под него подстроиться. Он передаст тебе флешку для меня. Будь с ней очень осторожна. И никому об этом не рассказывай.

– А что я скажу Гранту? Что у меня свидание с каким-то таинственным европейцем?

– Кто такой Грант?

– Издеваешься?

– Скажи ему, что хочешь совершить пробежку. Или что тебе необходимо увидеть старого друга. Грант уже большой мальчик, как-нибудь проживет без тебя сорок пять минут.

Голос Данкана звучал раздраженно, и это разозлило Марину. Она слишком сильно надавила на карандаш, и грифель сломался.

– Черт, – пробормотала она и потянулась за ручкой.

– Послушай, я понимаю, что ты расстроена, – сказал Данкан. – И понимаю, моя просьба тебя злит. Но это чрезвычайно важно, Марина. Это очень ценный материал. Мой источник не доверяет электронной почте, даже шифрованным имейлам. Поэтому он и хочет передать информацию из рук в руки. На прошлой неделе я должен был вылететь в Женеву на встречу с ним, но мне кажется, что за мной следят.

Марина закатила глаза.

– Кто?

Данкан проигнорировал эту реплику.

– Я сказал ему, что ты – единственный человек, которому я доверяю.

– Не подлизывайся, Данкан. Насколько я понимаю, мне не следует знать, что находится на флешке?

Наступила пауза, во время которой Марина смогла расслышать какой-то фоновый шум, как будто где-то рядом с Данканом работал снегоочиститель.

Она решила, что ее шеф, видимо, на природе, уехал в свой загородный домик, где проводит все больше и больше времени. Когда он там оказывался, это ее тревожило. Данкан слишком много пил и слишком мало общался с людьми. Когда же он напивался, его уносило в сторону театральных эффектов и паранойи. А когда его уносило в сторону театральных эффектов и паранойи, он обычно звонил Марине.

– Мы поговорим об этом, когда ты вернешься, – наконец сказал Данкан. – Но, Марина… Ладно. В общем так. Думаю, что через столько лет мы все-таки его нашли.

Марина перестала писать.

– Кого его?

– Морти Райсса.

– Так он жив?

– И не просто жив.

Марина помолчала, осмысливая сказанное Данканом. После самоубийства Морти Райсса прошло уже восемь лет. Почти день в день. Точнее, прошло восемь лет с тех пор, как на мосту Таппан Зи в Нью-Йорке была обнаружена машина Морти Райсса с предсмертной запиской, приклеенной скотчем к лобовому стеклу. Через несколько дней после предполагаемого самоубийства Морти его хеджевый инвестиционный фонд RCM был разоблачен как одна из самых крупных финансовых пирамид всех времен, в которой использовалась так называемая схема Понци. Райсс предвидел это и прыгнул с моста, по крайней мере так принято было считать.

Однако его тело так и не нашли. Поначалу Данкана и Марину одолевали те же сомнения, что и многих других: казалось, что Райсс инсценировал свою смерть, а сам тем временем исчез, ускользнув вместе со своим неправедно нажитым состоянием в какую-нибудь солнечную южную страну, с которой у Штатов нет договора об экстрадиции. Из всех тех, о ком Марине доводилось писать сюжеты за время ее работы в «Пресс», Райсс, вероятно, был самым умным и безжалостным мошенником. А если учесть, что Марина писала об общественных деятелях Нью-Йорка – акулах Уолл-стрит, магнатах, торговавших недвижимостью, дизайнерах-модельерах, крупных журналистах, – это говорило о многом. Если кто-то и мог испариться с такими деньгами, то только Райсс.