Жена башмачника

Дон Грегорио отпустил воротник рубашки Чиро и уронил руки. Чиро посмотрел ему в глаза и сплюнул на пол. Только подумать – весь его сегодняшний тяжкий труд был во славу этого недостойного пастыря невежественнейшего из стад! Чиро отпер входную дверь и вышел в вечерний сумрак. Он слышал, как за его спиной дон Грегорио задвинул засов.

Дон Грегорио посмотрел на свою сутану. Там, где Чиро сжимал ее, застежка была помята, от ткани пахло глиной. Он окунул пальцы в чашу со святой водой, стер грязь и пригладил волосы, прежде чем направиться по проходу назад к ризнице, к своей Кончетте.

Кончетта стояла прислонившись к столу и сложив руки на груди. Она скрутила золотые волосы в узел на затылке и наглухо застегнула кофту.

– Теперь ты видишь, почему тебе нельзя разговаривать с мальчиками? – строго спросил священник, расхаживая взад-вперед по комнате.

– Да, дон Грегорио.

– Он счел ваш разговор проявлением твоего интереса к нему, – сердито сказал священник. – Ты выразила ему одобрение, и теперь он чувствует себя преданным.

Кончетта Матроччи засунула руки в карманы, опустила глаза и глубоко вздохнула.

– В чем тут моя вина?

– Ты соблазняла его.

– Я ничего такого не делала.

– Он сидел рядом с тобой.

– Он работает в церкви!

– Монахини избаловали его! Заносчивый безбожник! Он почти не причащается и даже не посещает мессу! Он бесцеремонен с прихожанами!

Она улыбнулась:

– Вы ревнуете к Чиро Ладзари? Поверить не могу!

Дон Грегорио обнял девушку, притянул к себе. Поцеловал в шею, потом в щеку, коснулся губ, но она отпрянула:

– Он видел, как вы целовали меня. – Кончетта оправила юбку. – Что, если он расскажет?

– Я позабочусь об этом. – Дон Грегорио погладил руку Кончетты.

– Я лучше пойду, – сказала она, но голос говорил, что она предпочла бы остаться. – Меня ждет мама.

– Я увижу тебя завтра?

Кончетта взглянула на дона Грегорио. Как он красив и элегантен – местным мальчишкам всегда будет до него далеко. И поцелуй его не был таким неуклюжим, как у Флавио Тирони за четвертым столбом колоннады прошлым летом на празднике, руки не были потными, а разговор – банальным. Дон Грегорио повидал свет, охотно делился своими мыслями и политическими суждениями и рассказывал увлекательные истории о местах, где она еще никогда не бывала, но которые хотела бы посетить. Он окончил семинарию, а значит, был образованным человеком. Он так же хорошо знал улицы Рима, как она – проселки Вильминоре.

Дон Грегорио разглядел в ней нечто, чего не смог увидеть еще ни один учитель или наставник. Он не заставлял ее заниматься математикой, скучать над науками. Вместо этого он разбудил в Кончетте жажду увидеть скрывавшийся за горами мир, те места, которые, он знал, ее восхитят, – розовые пляжи Римини, магазины Понте-Веккьо во Флоренции, пурпурные утесы Капри. Он давал ей книги – не только учебники, забитые сухими теориями, но и романы в красных кожаных переплетах о захватывающих приключениях и трогательной любви.

Каждое воскресенье после полудня дон Грегорио обедал с семьей Матроччи. Идеальный гость, он приходил после мессы и оставался до заката. Особое внимание уделял он бабушке Кончетты, терпеливо выслушивая ее жалобы на здоровье, каждую подробность донимавших ее болей. Он благословлял их поля и дом, совершал таинства, поощрял их набожность, вдохновлял на дела милосердия и поддержку церкви.

Кончетта полюбила дона Грегорио еще издали, мгновенно, с первого дня, как он прибыл в Вильминоре. В течение нескольких последующих месяцев те минуты, которые она проводила наедине с доном Грегорио, опьяняли ее. Сидя в школе, она часами выдумывала предлоги, чтобы отправиться в церковь – в надежде его увидеть.

Мальчики их прихода тупые грязнули – все как один. Работают в шахтах или на полях, и виды на жизнь у них самые простые. Вроде Чиро Ладзари, церковного разнорабочего, ходившего в обносках и иногда садившегося рядом с Кончеттой на церковную скамью, будто он купил билет на масленичной ярмарке, получив заодно и право разговаривать с ней.

Всю свою жизнь Кончетта училась выбирать самое лучшее, будь это отрез льна на передник или чистейшая лимонная вода для мытья волос. Она знала, что дон Грегорио – святой человек, связанный обетом, но он был и самым влиятельным и утонченным мужчиной в окрестностях. И она хотела его заполучить. Она была одурманена священником, окрылена его вниманием и с восторгом ожидала мгновений их тайной близости. Всем сердцем она верила, что еженедельный обед и долгие вечера в его обществе сделают ее счастливой.

– Убедитесь, что Чиро никому не расскажет о нас, – взмолилась Кончетта. – Если мой отец узнает… Если хоть кто-нибудь…

Дон Грегорио обнял Кончетту и поцеловал, чтобы успокоить. Как только она оказалась в его руках, страхи ее отступили. Воспитание, строгая мораль и здравый смысл были бессильны перед его поцелуями. Правила, которые она обещала матери блюсти до замужества, таяли в воздухе, как дым кадила. Она сказала себе, что бояться нечего. Никто не поверит наветам прислужника на священника.