Жена мудреца (Новеллы и повести)

На пристань я пришел раньше, чем она. Маленькая лодка уже ждала нас; старый Янсен поставил паруса и, сидя у руля, покуривал свою трубку. Я прыгнул к нему в лодку. Покачиваясь на волнах, я упивался минутами ожидания, как утренним нектаром. Дорога, на которую я пристально смотрел, была еще совершенно безлюдна. Минут через пятнадцать появилась Фридерика. Я увидел ее издалека; мне показалось, что она идет гораздо быстрее, чем обычно; когда она взошла на пристань, я поднялся; только теперь она увидела меня и приветливо улыбнулась. Наконец, она подошла к краю пристани, я подал ей руку и помог сесть в лодку. Янсен отвязал канат, и наше суденышко отчалило. Мы сидели, тесно прижавшись друг к другу; Фридерика взяла меня под руку. Она была вся в белом, и ей можно было дать восемнадцать лет.

- Что интересного на этом острове? - спросила она.

Я невольно улыбнулся. Она покраснела и сказала:

- По крайней мере, маяк?

- Может быть, еще церковь. - добавил я.

- А вы спросите лодочника...

Она показала на Янсена. Я спросил его:

- Когда построена церковь на острове?

Но он не понимал по-немецки, так что после этой попытки мы еще вернее могли чувствовать себя наедине, чем раньше.

- А на той стороне, - спросила она, показывая туда глазами, - тоже остров?

- Нет, - ответил я, - это уже Швеция, материк.

- Лучше бы поехать туда, - сказала она.

- Да, - ответил я, - и остаться там надолго... навсегда...

Если бы она сейчас сказала мне: "Давай уедем в другую страну и навсегда останемся там", я бы согласился. Пока мы плыли на этой лодке, овеваемые прозрачным воздухом - над нами ясное небо, кругом сверкающая зыбь, - мне почудилось, что мы королевская чета и совершаем увеселительную прогулку, а все, что прежде определяло нашу жизнь, перестало существовать.

Скоро мы стали различать на острове маленькие домики; все яснее вырисовывалась белая церковь на холме, который, постепенно поднимаясь, тянулся через весь остров. Наша лодка летела прямо к берегу. Иногда нам попадались рыбацкие челны; на некоторых были убраны весла, и они лениво покачивались на волнах. Глаза Фридерики почти все время были устремлены на остров, но она не смотрела на него. Не прошло и часа, как мы вошли в гавань, которая была окружена со всех сторон деревянной пристанью и напоминала небольшой пруд.

На пристани стояли дети. Мы вышли из лодки и не спеша направились к берегу; дети за нами, но скоро они отстали. Перед нами лежала вся деревня не более двадцати беспорядочно разбросанных домов. Мы буквально тонули в рыхлом буром песке, намытом здесь водою. На солнечном пустыре, спускавшемся к самому морю, висели растянутые для сушки сети. Кое-где у дверей сидели женщины и чинили сети. Через сто шагов мы остались совсем одни. Мы вышли на узкую дорогу, которая вела на другой край острова, к маяку. Налево от нас, за жалкой, все сужавшейся пашней, лежало море; справа поднимался холм, по гребню которого вилась дорога к церкви, оставшейся у нас за спиной. Над всем этим нависло солнце и тишина. Мы с Фридерикой все время молчали. Мне и не хотелось разговаривать; было так приятно идти с нею среди этого безмолвия.

Но она заговорила.

- Неделю тому назад... - начала было она.

- Что?

- Я еще ничего не знала... даже куда я поеду.

Я ничего не ответил.

- Ах, как здесь хорошо! - воскликнула она, взяв меня за руку.

Она была прелестна; мне так хотелось обнять ее и поцеловать в глаза.

- Да? - сказал я тихо.

Она промолчала, но сделалась вдруг серьезной.

Мы подошли к домику, пристроенному к башне маяка; здесь дорога кончалась; надо было возвращаться. На холм вела узкая, довольно крутая тропинка. Я колебался.

- Идемте, - сказала она.

Мы вступили на тропинку, и теперь церковь возвышалась прямо перед нами. Мы направились к ней. Было очень тепло. Я обнял Фридерику за шею. Ей не оставалось ничего другого, как покорно идти рядом, иначе она скатилась бы вниз. Рукою я чувствовал, как горят ее щеки.

- Почему вы все-таки ни разу не написали нам за все это время? спросила она вдруг. - Мне хотябы? - добавила она, подняв на меня глаза.

- Почему? - повторил я отчужденно.

- Да!

- Как же я мог?

- Ах, поэтому... - сказала она. - Неужели вы тогда обиделись?

Я был так поражен, что ничего не мог ответить.

- Что вы, собственно, подумали тогда?

- Что я...

- Да. Или вы уже ничего не помните?

- Конечно, помню. Но почему вы заговорили об этом сейчас?

- Я давно хотела спросить вас, - сказала она.

- Так говорите же, - взволнованно попросил я.

- Вы, должно быть, сочли это за каприз... О, конечно, - с чувством добавила она, заметив, что я собираюсь что-то возразить. - Но поверьте, это был не каприз. Сколько я выстрадала в тот год - и представить себе нельзя.

- В какой год?

- Ну... когда вы у нас... Почему вы спрашиваете? Сначала я себе сама... Впрочем, зачем я вам это рассказываю?

Я пылко схватил ее за руку.

- Нет, рассказывайте... Пожалуйста... Я же люблю вас.

- А я тебя! - воскликнула она, взяла мои руки и начала их целовать. Всегда любила, всегда.

- Продолжай, пожалуйста, - попросил я. - И расскажи мне все-все...