Жена по обмену

Кажется, мне становится хуже. Мало было новостей, так теперь еще эти: Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф объявились. Все, завязываю с солнцем и переутомлением.

— Пойду, приглашу вашего дядюшку, — суетится служанка. — Маэстро Михо сумеет вас успокоить.

— Стой! — хватаю ее за край туники. И тут же отпускаю.

Руки не мои. Но отчего-то выполняют команды. Одуреть можно!

Подношу к лицу чужую ладонь, рассматриваю тонкое запястье, длинные пальчики, ухоженные ноготки. Эти ручки точно никогда картошку на даче не копали. Ни морщинки, ни трещинки.

— Зеркало дай! — требую у Мины.

Назвалась служанкой, пусть помогает. А вообще не до нее сейчас. Оказывается, я пользуюсь не только чужими руками, но и голосом. Звонким, как хрустальный колокольчик. Необычайно бойким и молодым.

— Очуметь!..

Щипаю незнакомую пухлую щеку, округляю миндалевидные золотистые глаза. Смотрю в поданное служанкой зеркало и все сильнее верю, будто сплю. Невозможно помолодеть от перегрева. Тем более измениться настолько.

Вместо привычного лица вижу незнакомку: нежная кожа, бровки вразлет, чуть вздернутый любопытный носик. Золотисто-русые волосы до подозрительно маленьких розовых пяток.

Ошалело ощупываю тонкую талию, касаюсь высокой груди. Улыбаюсь и трогаю белоснежные зубки.

— Отпадно выглядишь, малышка! — сообщаю отражению на манер своих учеников-третьеклассников.

Похожу на куколку из маминого сервиза: маленькая, стройная, молодая. Лет семнадцать, максимум восемнадцать.

— Вы всегда были красавицей, — замечает Мина. — После падения немного не отошли, потому бледненькая. Но маг-лекарь Анри это исправит. Сумел же он вас с того света вытащить. Усыпил магически, пока лечил раны. Даже шрама не осталось.

— Какого шрама? — хмурю беломраморный лоб, хлопаю длиннющими бархатными ресницами. — Откуда я падала?

— Вы, сати Тамани, со скалы свалились, — живо напоминает Мина и кланяется. — Голову разбили. Хорошо, вас нашли вовремя и спасли. Столько дней без сознания пробыли. Ваш дядюшка уже к погребению начал готовиться…

Хрупкие плечики вздрагивают, по юному телу пробегает озноб. Получается, если бы чуток запоздала с пробуждением, могла не проснуться вовсе? Или хуже того, быть заживо погребенной?..

— Не знаю, откуда свалилась, но приложилась знатно, — замечаю ворчливо. — В любом случае, спасибо за исцеление. Где тут у вас выход, не подскажете?

По лицу служанки пробегает тень. Два коротких поклона — и Мина отступает к двери:

— Вам не разрешено покидать комнату. Если я вам больше не нужна, побегу к вашему дядюшке.

Не дожидаясь разрешения, служанка выскакивает за дверь.

— А ну, стой! — ору ей вслед.

Пытаюсь догнать. Делаю широкий шаг — лечу на ковер, вновь запутавшись в длиннющем одеянии. И кто придумал шить такие ночнушки? Кружева и рюшечки — это хорошо, даже красиво. Но не в таких же количествах?!

Слышу, как поворачивается в замке ключ. Вот Мина, что за мерзавка! Не объяснила ничего толком, не помогла, а уже поскакала ябедничать дяде.

Сажусь на кровать, хватаю подушку и утыкаюсь в нее носом, точно пытаясь придушить незнакомку, в теле которой оказалась.

Если я здесь, то где мое родное, трепетно любимое тело? Неужели лежит рядом с постройкой — бесхозное, на сорокаградусной жаре? Или я в коме и все это только видение?..

— Надо делать ноги! — решаю вслух.

Подхожу к окну, раздергиваю шторы и замираю от восхищения. Открывшийся взору пейзаж превосходит самые смелые ожидания: пышные деревья и кустарники усыпаны розовыми и белыми цветами. Журчит фонтан с каменной наядой в центре, извергает мириады блестящих на солнце капель. Воздух чист и пахнет морем. С цветка на цветок перелетают маленькие птички с длинными хоботками.

— Вот это фантазия! — вздох восхищения слетает с губ. — Это ж как здорово надо тюкнуться, чтоб такое напридумывать?

Мечтать некогда. Вот нет у меня желания встречаться с чужим дядей и что-то там объяснять. Если служанка закрывает в комнате — как отреагирует Михо? Вдруг слишком много потратил на похороны и не захочет отменить?

— Воздух, нужно больше воздуха. И вода — вдруг это поможет по-настоящему очнуться?

Сигать вниз с третьего этажа — идея не из лучших. Мастерю веревку из покрывала и занавесок. Привязываю к изголовью кровати.

— Черт знает что! — с остервенением обрываю подол, чтоб не мешал спуску.

Вот так-то лучше! Теперь подол открывает по-девичьи острые коленки и часть бедер. И прохладнее, и ходить не мешает.

Спуск проходит успешно. Радуясь, как идиотка, подпрыгиваю к фонтану. Окунаю в воду изящный пальчик.

— Бр-р-р!.. Холодно!

То, что доктор прописал. От такой ледяной водички точно очнусь!

Или получу воспаление легких…

Гигантские тени заслоняют небо. Задираю голову и то-о-оненько пищу. Одно из двух — либо мне становится хуже, либо кошки действительно умеют летать.

— Ма-ма… — выдаю, как кукла из советского детства.

Возле дома, из которого только что слиняла, опускается порождение хаоса: черный кошак размером с крупную лошадь. Складывает за спиной вороньи крылья, недовольно машет хвостом, увенчанным забавной кисточкой.