Жена поневоле

Перегнувшись через ограждение, она зацепила все натянутые веревочки и подтянула их к себе – при этом колышки, вбитые в землю около роз, выдернулись и беспомощно заболтались в провисших розовых плетях.

Проверив на прочность пучок веревочек, Кира, надела сумочку, как санитарка – через плечо и голову, перелезла через перила, повернулась лицом к стене дома и, держась одной рукой за балконное ограждение, другой за веревки, ступила на карниз. Сделала несколько осторожных приставных шажков, на середине пути, с трудом удерживая равновесие, поменяла руки и снова двинуться в путь. Но вот обе руки ее схватились за балконные перила.

Только оказавшись на «хозяйском» балконе, Кира перевела дух.

Прихрамывая, она вошла в спальню и замерла у двери – настолько огромной и необычной, в ее понимании, была представшая перед ней комната.

В личной «хозяйской» спальне преобладали два цвета – черный и белый; всюду, в какую сторону не взгляни, глаза натыкались на собственное отражение в зеркальных шкафах, тумбочках и пеналах – в первую секунду Кира даже вздрогнула от неожиданно большого количества женщин, присутствующих вместе с ней в комнате.

Огромный в полстены плазменный экран располагался по середине стены над длинной зеркальной консолью, в которую были вмонтированы высоченные колонки, разнообразные видео установки и музыкальные центры; низкая необъятных размеров кровать, занимавшая чуть ли не четверть спальни, больше походила на складское помещение для подвыпивших гостей, не желавших покидать гостеприимного хозяина. Но больше всего в этой комнате Киру поразило количество шкур убитых зверей: шкуры лежали на кровати, на атаманке, на круглых низких банкетках, сплошным ковром покрывали темный, почти черный пол.

Передернув плечами от такой «убийственной» атмосферы хозяйской спальни, Кира постаралась побыстрее покинуть эту комнату.

В спальне было две совершенно одинаковые двери.

Подойдя к одной из них, она осторожно приоткрыла черную стеклянную дверь и обнаружила ванную комнату, выдержанную в той же агрессивной черно-белой цветовой гамме, с белоснежной угловой джакузи и душевой кабиной, фыркнула, как кошка, от резкого парфюмерного мужского запаха, и подошла к другой двери, старательно перешагивая через лежащие на полу шкуры босыми ногами. Приоткрыла вторую белую дверь, и ничего не увидела – перед дверью находилась сплошная деревянная панель.

Кира приложила ухо к панели, но ничего не услышала и осторожно толкнула панель в сторону. Деревянная панель бесшумно отъехала в сторону, открывая проход в личный кабинет хозяина дома.

Наконец-то, она достигла своей цели!

5

В кабинете Бурмистрова царил полумрак – тяжелые темные шторы были плотно задернуты, и вся обстановка погружена в искусственную полутьму: письменный стол с вращающимся креслом на колесиках, три глубоких кожаных кресла у низкого столика, небольшой кожаный диван были едва различимы в полутьме. Кире пришлось немного постоять, привыкая к сумраку кабинета, прежде чем она различила в кресле у письменного стола неподвижный человеческий силуэт.

Откинувшись в кресле, Вячеслав Львович покорно ждал своего последнего часа – потому, что все то, что произойдет сегодня с ним дальше, за пределами этого кабинета, нельзя уже будет назвать жизнью. Это будет что угодно: выживание, борьба, отчаяние, но только не жизнь! По крайней мере, для него его настоящая жизнь сейчас утекала безвозвратно, и он всем телом ощущал этот уход, но не пытался остановить его и как-то бороться…

– Вячеслав Львович, – тихо позвала Кира.

Человек в кресле не пошевелился.

Нет! Она не собирается прятаться от проблем за темными шторами!

Положив сумочку на кожаный диван Кира, прихрамывая, подошла к окну и раздернула тяжелые занавеси – солнце ярким потоком залило комнату.

– Да будет свет!

Мужчина вздрогнул от хлынувшего в кабинет света и человеческого голоса и медленно открыл глаза.

Черные мысли Вячеслава Львовича, испугавшись солнечного света, оползли в темный уголок его души и до поры до времени затаились там.

«– Ничего, – успокоили они себя, – придет и наше время!»

– Вы все-таки пришли… – голос мужчины был тихим и печальным.

Волна скорбной отрешенности и покорного уныния обрушилась на Киру из черных бездонных глаз «преступника». Черная тонкая бородка с усами резко выделялась на бледном круглом лице банкира и казалась нарисованной углем на безжизненном гипсе – а еще совсем недавно Кира завидовала ровному коричневому загару, покрывавшему холеное тренированное тело Бурмистрова.

– Меня не хотели пускать, но… разве меня может удержать какая-то там полиция.

Стараясь не смотреть в глаза Вячеславу Львовичу, Кира подошла к креслу, оперлась руками на стол и, как лошадка, согнула ногу, освобождая от нагрузки вывихнутую лодыжку – с каждой минутой нога болела все больше и больше, изнутри, будто кувалдой, били по суставу и боль отдавалась во всеем теле.