– Нет, конечно, – отвечает Генри, отодвигая свой стол.– Некоторые, включая меня, полагают, что панки – просто последнее проявление этого духа, чувства, знаешь, что все вокруг неправильно и все настолько плохо, что единственное, что мы можем сделать, это просто повторять: «К черту», снова и снова, очень громко, пока кто-нибудь нас не остановит.
–
– Ты разлагаешь мальчишку, – говорю я Генри.
– О, он бы и так туда попал, без меня. Разве нет?
– Я пытаюсь, но это нелегко здесь.
– Я это ценю,– говорит Генри. И продолжает список.
Я смотрю через его плечо. «Sex Pistols», «The Clash», «Gang of Four», «Buzzcocks», «Dead Kennedys», «X», «The Mekons», «The Raincoats», «The Dead Boys», «New Order», «The Smiths», Лора Логик, «The Au Pairs», «Big Black», «PIL», «The Pixies», «The Breeders», «Sonic Youth»…
– Генри, они не смогут ничего из этого найти здесь.
Он кивает и быстро записывает внизу страницы номер телефона и адрес «Винтедж-Винила».
– У вас магнитофон есть?
– У родителей есть, – отвечает Бобби. Генри морщится.
– А что тебе
Мне кажется, что она выпала из разговора во время ритуала зарождения мужской дружбы между Генри и Бобби.
– Принс,– признается она.
Мы с Генри одновременно выкрикиваем: «Ух ты!» – и я начинаю во весь голос петь «1999». Генри подскакивает, и мы начинаем шуметь и греметь всем подряд на кухне. Лаура слышит нас, выбегает поставить кассету, и все начинают танцевать.
ГЕНРИ: Мы едем обратно от Лауры.
– Что ты молчишь? – спрашивает Клэр.
– Я думаю об этих ребятах. Младенцах-панках.
– Да уж. И что?
– Я пытался понять, что могло заставить того парня…
– Бобби.
– …Бобби – резко повернуть, подсесть на музыку, которая была написана в тот год, когда он родился…
– Ну, мне «битлы» очень нравились,– замечает Клэр. – Они распались за год до моего рождения.
– Да, ну и все же почему? В смысле, тебе нужно было тащиться от «Depeche Mode», или Стинга, или еще кого-нибудь. Бобби и его подруга хотят вырядиться почуднее, должны слушать «The Cure», но вместо этого ударились в панк, хотя они ничего об этом не знают…
– Уверена, основная причина – позлить родителей. Лаура рассказывала, что отец не разрешает Джоди выходить в таком виде из дома. Она кладет все в рюкзак и переодевается в женском туалете в школе, – говорит Клэр.
– Но именно так все и поступали, тогда, раньше. В смысле, это полностью провозглашает твой индивидуализм, это я понимаю, но зачем отправляться за ним в семьдесят седьмой год? Им следовало заворачиваться во фланелевые пледы.
– Какое тебе дело? – спрашивает Клэр.
– Это меня угнетает. Напоминает, что мое время умерло, и не просто умерло, а уже забыто. Ничего из этого больше не гоняют по радио, и я не могу понять почему. Как будто этого никогда не было. Поэтому я так радуюсь, когда вижу, что дети притворяются панками. Я не хочу, чтобы это исчезло без следа.
– Ну, ты всегда можешь вернуться назад. Большинство людей привязано к настоящему; ты же можешь возвращаться туда снова и снова.
– Просто грустно, Клэр, – отвечаю я, подумав. – Даже когда со мной случается что-то классное, например, я попадаю на концерт, который никогда не увижу снова – может, потому что группа распалась или кто-то умер, – мне грустно оттого, что я знаю, что произойдет.
– Но как это отличается от всего остального в твоей жизни?
– Никак.
Мы подъезжаем к частной дороге, ведущей к дому Клэр. Сворачиваем.
– Генри?
– Да?
– Если бы ты мог остановиться сейчас… если бы ты мог больше не перемещаться во времени, и без последствий для себя, ты бы это сделал?
– Остался бы и все равно встретил тебя?
– Ты уже встретил меня.
– Да, я бы остался.
Я смотрю на Клэр, в темноте машины кажущуюся призраком.
– Было бы забавно, – говорит она. – Я бы хранила все воспоминания, которые ты бы никогда не разделил. Это было бы как – то есть это
– Значит, в будущем ты сможешь наблюдать, как я барахтаюсь в каждом куске воспоминаний, пока не соберу их все. Полный набор, – смеюсь я.
– Думаю, да, – улыбается Клэр. Она подъезжает и поворачивает перед домом. – Дом, милый дом.
Позднее, после того как мы забрались наверх и разбрелись по своим комнатам, я надел пижаму, почистил зубы, проскользнул в комнату Клэр, не забыв запереть замок, и мы согрелись в ее узкой постели, она шепчет:
– Я не хочу, чтобы ты это пропустил.
– Что пропустил?
– Все то, что случилось. Когда я была маленькой. В смысле, пока это случилось только наполовину, потому что тебя там еще не было. Вот когда ты там побываешь, все будет настоящим.
– Я уже в пути.
Я пробегаю пальцами по ее животику, вниз, провожу между ног. Клэр вскрикивает.
– Молчи.
– У тебя рука
– Извини.