Тоненький, в старой стеганной курточке, из которой давно вырос. В коротеньких брючках, отчего голые щиколотки, посиневшие от ночного холода, казались еще более худыми. Великоватые ботинки-ходоки, сплетенные из бересты и надетые на босу ногу, усиливали впечатление. Похоже, отставной некромант бедствовал… Хотя старался… Одежда у мальчика выглядела очень опрятной и чистой.
— Не едят, — согласилась я, — но ты, Гришка, мышкам об этом не говори. Они узнают, что Пузик с ними просто в догонялки играет, вернуться и слопают все ириски из пузыря. И нам с тобой не оставят.
Мальчишка рассмеялся и, наконец-то, отпустив, Мишкину штанину, шагнул ко мне. Я обняла худенькое, замерзшее тельце. Прижала к себе. Гришка обхватил меня за шею тоненькими ручонками и зашептал на ушко:
— Тетя Ася, а мой папка сказал, что ты очень добрая. Как моя мамка… И не станешь меня бить, как тетка Прошка Лешку своего… У него тоже мамка умерла, — поделился со мной, — и он у чужой тети живет.
— Не стану, — прошептала я, чувствуя на глазах непрошенные слезы.
Я подняла на руки мальчишку… Сколько ему лет, я не знала. У меня не было своих детей, а с чужими я не проводила столько времени, чтобы по внешнему виду определять возраст. Но по моим ощущениям Гришке три-четыре года. Или пять…
Я занесла в дом ребенка и сняла с него старую курточку на рыбьем меху, ходоки… ножки оказались обернуты портянками, которые не увидела в предрассветной темноте. Усадила за стол…
Гришка с любопытством оглядывался по сторонам. Я зажгла свечу и взялась подтапливать печку. Дрова, которые я подбросила ночью, прогорели. Не успела я закончить, как снаружи послышался шум, дверь с грохотом распахнулась, и в нашу тесную комнатку, вошли мужчины, на руках которых лежал пожилой, грузный дядька…
— Папка! — ахнул малыш, спрыгнул со скамьи и бросился к родителю.
— Тише, — еле успела остановить его. И подняв ребенка на руки, принялась командовать. — Сюда несите, — откинула одеяло с постели, — укладывайте головой на подушку… Вот так… Видишь, Гриша, с твоим папкой все хорошо. Сейчас он отдохнет и утром будет, как новенький.
Молчаливые тени в плащах и капюшонах сделали свое дело и ушли. Я поправила подушку, одеяло… Гришка сразу, как отца уложили, сполз с меня и прилег рядом родителем, с беспокойством заглядывая в закрытые глаза.
— Папка, — жалобно позвал он. Но некромант не шелохнулся. — Папка…
Я вздохнула… Во дворе раздавались голоса. Мишка прощался с нашими неведомыми помощниками. Сейчас он тоже зайдет домой голодный и уставший… И Гришку, Мишку надо накормить. А потом уложить спать. Обоих. И, может быть, поспать самой.
Каша на козьем молоке из какарушек была готова еще с вечера. Я занесла горшок из хладника, разогрела и накормила мальчишек. Мишка, сидел за столом и клевал носом, иногда роняя голову. Даже бутерброд из лепешки с куском копченой зайчатины, не воодушевил его. Хотя обычно отсутствием аппетита Мишка не страдал. Гришка сидел с ним рядом и аккуратно жевал свою порцию, запивая козьим молоком.
— Миш, — позвала я друга, — иди ложись, отдохни.
Мишка помотал головой. А потом поднял на меня затуманенный усталостью взгляд:
— Нет, Ась. Мешки надо разобрать и занести в кладовую. Там мука, крупы и овощи. Надо еще короба сделать из бересты, чтоб хранить…
— Ложись, — улыбнулась я, — отдыхай. Я короба сделаю. У меня уже неплохо получается. А как встанешь, так перенесешь. Идет?
Мишка чуть-чуть подумал и согласился:
— Идет.
— И Гришку с собой уложи, — кивнула я на мальчишку.
— Нет, — малыш отвлекся от еды и зевнул, — я буду спать с папкой!
Через несколько минут все разошлись по местам. Мишка захрапел через секунду едва добрел до постели, Гришка устроился рядом с отцом, уткнувшись в подмышку. Я лежала в кровати, закрыв глаза и пытаясь поспать. Но сон не шел. Тревога за Бориса была слишком сильной.
В конце-концов, я не выдержала и решила, что лучше отвлечь себя работой. Тем более, чтобы смастерить берестяные короба для хранения овощей, надо еще собрать кору. Все запасы я вчера извела на туески для сгущенного сока молочного дерева. За последние две недели я кратно увеличила сбор, и посуды не хватало.
За берестой я отправилась едва взошло солнце. Работа эта была непростая, поэтому вернулась я к обеду. Бересты набрала столько, что еле дотащила. Хуже всего, что березовая роща, росла далеко, и обычно мы ходили туда с Мишкой, который брал на себя всю тяжесть доставки материала.
В доме стояла мертвая тишина… Я осторожно приоткрыла дверь: Мишка спал в своей постели, тихонько похрапывая. Гришка перебрался на мою кровать и еле слышно посвистывала носом. А вот с отставным некромантом что-то явно было не то… Его тяжелое дыхание стало редким.
Любопытные Правый и Левая, заглянувшие внутрь вместе со мной, тихонько загурлили, встревоженно качая головами на длинных шеях.
— Я тоже вижу, что-то не так, — прошептала я растерянно, — но не понимаю, почему… он здоров и не ранен…