"Женевский" счет

27 сентября в советских газетах опубликован декрет Совнаркома о регистрации бывших помещиков, капиталистов и лиц, занимавших ответственные должности при царе, «в целях установления контроля и проверки». В действительности же — для уничтожения. К тем дням их, бывших, и так уж оставалась самая крохотка — террор почти всех уложил в землю. Особенно дали обильные «урожаи» расстрелы по системе заложничества — излюбленная система Ильича. Тут по всем городам и местечкам тысячами клали «классово чуждых». Не по дням, а часам жирела «женевская» тварь.

Отчаянное положение РСФСР вынуждает II Всероссийский съезд Коммунистического союза молодежи принять постановление о мобилизации членов союза в возрасте от 16 лет «для обслуживания фронта и тыла». Съезд проходил в Москве с 5 по 8 октября 1919 г.

Голод, тиф, «испанка», бандитизм, террор, надрывная работа и стужа…

Большевизм вверг страну в состояние, когда она оказалась задворками мира. И все гребут из нее, поучают. КПСС готова для своего спасения распродать богатства страны — и культурные, и материальные. Лишь бы выжить, возродиться в новом качестве и снова погнать народ к очередной катастрофе.

Глава X КРАСНОАРМЕЕЦ ПЯТОЙ АРМИИ САМСОН БРЮХИН

«Выступление против нас чехи и словаки себе в право ставили, — рассказывал Самсон Игнатьевич, наливаясь крайней недоброжелательностью к славянским братьям. — Якобы мы, то есть красные, вошли Брестским договором в союз с их заклятыми врагами — Германией и Австрией. Друзья Германии и Австрии — их враги. Поэтому легионеры столь усердно стреляли, вешали именно большевиков; на их совести десятки тысяч замученных, расстрелянных, замордованных. Их выступление другой оборот дало всей Гражданской войне за Волгой. На сотни тысяч трупов, если не на миллион, утяжелило общий счет, без них не повылезали бы такие чирьи в Самаре, Уфе, Омске… И тут конфуз: в Европе новое свободное государство — Чехословакия и, надо же, свое буржуазно-демократическое правительство под началом доктора и профессора Масарика. Этот Масарик по родственно-славянским чувствам много раз навещал Россию, встречался с самим Львом Николаевичем Толстым. Генералам, офицерам, да и рядовым легионерам, после того как они учинили волжско-сибирский погром, неуютно возвращаться. И где учинили? В стране, которая их приютила, спасла… Вроде бы мясники, а не сыновья свободных Чехословакии и Югославии. Доставало там и хорватов, сербов… И забродило у наших славянских братьев стихийно-демократическое желание обелиться».

Ржаво-бормочуще выводил свои обиды и доказательства Самсон Игнатьевич Брюхин — бывший красноармеец Пятой армии.

Я уже знал: такие тональности голоса предвещали очередной срыв в самоговорении. Он без всяких переходов отходил в глубокий сон, но сперва несколько разов прилаживался к постели, слегка оживая напоследок.

В письме к Н. Н. Страхову (философ, литературный критик) 20 мая 1887 г. Лев Толстой пишет: «Очень благодарю Вас за Масарика. Он был в Ясной, и я очень полюбил его. Я все работаю над мыслями о жизни и смерти — не переставая, и все мне становится яснее и важнее…»

К письму Д. П. Маковицкому от 29 сентября 1895 г. Толстой делает приписку:

«Масарику, если увидите, скажите ему, что я его очень помню и люблю…»

В первое посещение Ясной Поляны 28–30 апреля 1887 г. Томаш Гарриг Масарик представился на русский лад — Фомой Осиповичем. В те годы он состоял профессором философии в Пражском университете, одновременно выступая как писатель и общественно-политический деятель.

Навестил он Ясную Поляну в 1910 г. Встреча произвела на Толстого несколько иное впечатление. О взглядах Фомы Осиповича на религию и место человека в жизни Толстой записывает в дневнике 7 августа:

«…Вера в эволюцию, а потому «служит». Получаю письма. Самоуверенность общая, здесь самоуверенность частная. Служит тому, что мы знаем и чего хотим…»

5 мая 1910 г. В. Ф. Булгаков (секретарь писателя) записал за Толстым:

«Его (Масарика. — Ю. В.) рассуждения о религии — научная болтовня. Говорит о какой-то новой религии, которая выработается, может быть, из христианских сект. Но как обед нам нужен не через два поколения, а мы теперь хотим есть, так и религия нужна теперь. Все это — научная привычка смотреть на предметы объективно».

Терпеть не мог научного рационализма и вымеренности Толстой. Душа — это мир без конца и начала; в нем нечего делать с математическим и химическим анализами. Никто никогда не предскажет и не объяснит душу.

«Бог есть неограниченное все, человек есть только… ограниченное проявление Его».

Но проявление-то Бога!

Попытки измерить душу вызывали у Толстого возмущение. Всякая мысль об этом кощунственна.

Словом, ненастоящий он, Фома Осипович…

Однако была у Толстого и другая тема для бесед — о самоубийствах. Фома Осипович слыл здесь авторитетом, а Толстой едва ли не все последние месяцы жизни с упорством занимался этим вопросом, его разгадкой.

Толстой дает Булгакову переписать свою статью о самоубийствах, поясняя: