– Поехали! – сказала Анна. Глаза ее напряженно блестели во тьме машины. Пролетавшие мимо уличные огни придавали взгляду выражение безумного веселья. Куда исчез присущий ей стальной блеск в глазах, ощущение холодного спокойствия, которые доводили меня до бешенства? Как будто в упоении, в предвкушении чего-то необычайного, сулящего экстаз, она схватила меня за руку. Рука ее, тонкая, но крепкая и сильная, теперь была холодна как лед, голова же горела.
– Остановись! – сказал я ей. – Ты все проиграешь!
– Страсть стоит денег! Я это поняла! – Анна говорила словно в лихорадке.
– Я тебя не пущу! Остановите машину! – велел я, но шофер и не думал тормозить. Очевидно, у казино был свой резон.
– Нет, только вперед! – Она отбросила мою руку и сидела теперь, будто в одиночестве, откинувшись на мягкую спинку роскошного автомобиля. Она выглядела так, словно через минуту собиралась навсегда улететь в другую страну или взойти на эшафот, и, проезжая по знакомым улицам и не зная, вернется ли назад, хотела попрощаться со всем, что было у нее на этой земле. Мне стало страшно.
– Я с тобой не пойду! – У меня еще теплилась слабая надежда, что без спутника ее в зал не пустят. Но казино не хотело упускать свою выгоду. Ливрейный швейцар приветливо и с поклоном открыл зеркальные двери. Я остался у входа и присел на бордюр. За мной медленно, но неотвратимо вращалась сияющая рекламная машина. Я схватился за голову. Теперь весь этот блеск, окружавший меня, казался зловещим отблеском пожарища.
Анны не было всего около сорока минут, которые показались мне вечностью. Наконец она вышла. Теперь она была одна, без провожатых, и очень бледная, будто больная. Казино, исторгнув ее из себя, захлопнуло за ней свою зеркально-бездонную пасть. Поравнявшись со мной, она, картинным жестом щелкнув замком, перевернула сумку. Как я и предполагал, она была пуста.
– Сколько ты проиграла? – От волнения голос мой стал хриплым.
– Все наши деньги до копейки, – сказала она. – Теперь мы с мужем бедны как церковные крысы.
– Ты сумасшедшая! – воскликнул я. – Что ты теперь скажешь дома?
– Так и скажу, как есть. – Под глазами у нее залегли зеленоватые тени, и блеска в них уже не было. – Проводи меня!
– Я не хочу в этом участвовать! – закричал я. – Ты понимаешь, во что ты меня втянула?
Она закрыла глаза, но на лице ее я не увидел ни раскаяния, ни удивления – только мелькнула тень слабой, презрительной улыбки. Я не понял, чем она вызвана.
– Теперь я знаю, что такое настоящая страсть, – произнесла Анна. – Ты хоть и не сразу, но справился с задачей… – Она как-то противно хмыкнула. – Оказывается, начинать надо было не с постели. Тогда я потеряла бы меньше времени. – Она еще помолчала, а потом добавила вполне серьезным тоном: – А ведь я уже была в отчаянии. У меня были мысли и о самоубийстве… Я даже перешла работать в техническую библиотеку, чтобы никогда в жизни не читать больше фраз типа: «От страсти у нее задрожали руки!»
На ее лице мелькнула и тотчас погасла улыбка – последняя ее улыбка, которую мне довелось увидеть.
– Теперь я могу рекомендовать тебя всем моим знакомым как классного специалиста!
– Ты ужасная эгоистка! – заорал я. – Пусть ты не могла полюбить меня! Но у тебя не было желания осчастливить даже какого-нибудь котенка, мышонка… Даже черепашку! – Я совсем запутался в этом зверье и уже чуть не плакал от бессилия, от отчаяния.
– Правильно говорят, что когда профессионалы начинают заниматься личными делами, они становятся идиотами! – спокойно сказала она. – Я хотела испытать страсть – и я ее испытала! И я думаю, что теперь смогла бы убить, украсть, обесчестить себя, и мне было бы совершенно не стыдно!
Она словно гордилась сказанными словами!
– И, в конце концов, ведь я же с тобой оказалась возле этого казино! – Она опять как-то криво ухмыльнулась.
– А тебе никогда не было жалко меня или своего мужа?
Она спокойно подняла бровь.
– Ведь мы в ответе за тех, кого приручили, – ответила Анна.
Она повернулась и пошла прочь. Но все-таки в ее фигуре была еле заметная растерянность – ведь не каждый же день ей случалось проигрывать по нескольку тысяч долларов. А впрочем, может, я ошибался и у нее просто устали ноги в туфлях на высоких каблуках.
Я вышел на дорогу, поймал для нее машину и дал шоферу последний стольник. Она мне даже не кивнула. Адрес ее я тоже назвал сам.
Потом я звонил ей еще много раз, но никто не подходил к телефону, и только через месяц я услышал голос ее мужа. Он говорил так, будто только что вернулся с похорон:
– Анны нет, она в казино.