Женись на мне (сборник)

– Мизансцена закончилась, занавес! – сказала Матрона и подошла ближе. – Я хочу, чтобы мою роль в фильме играла ты! – заявила она Ивановой. – Я сама готовилась к ней, я ждала, но она запоздала. Зато теперь я уверена – эта роль для тебя. Она сделает тебя знаменитой. Играй для всех! Это твой шанс! Я же хочу навсегда остаться лишь педагогом.

Иванова взяла ее за руку и поцеловала. Матрона увидела, что на всегда бледном лице ее ученицы ярче проступили веснушки и глубже стали глаза.

– Спасибо вам! – произнесла Иванова своим обычным, вовсе не мелодичным, а суховатым и довольно тусклым голосом. – Но эта роль опоздала и для меня. Я выхожу замуж и скоро рожу ребенка. И у меня будет новая роль – жены и матери.

– Где эта чокнутая? – загремел из подсобки чей-то голос, и Иванова поспешно встала к прилавку.

– Молчите! Иначе меня выгонят с работы!

– Чем эти джунгли лучше, чем те? – шепотом спросила Матрона.

– Здесь приходится меньше врать, – ответила Иванова.

Фильм провалился. Вернее, он прошел незамеченным. И хотя его возили в Венецию и куда-то еще, он не занял нигде никакого места. Актер, игравший Цезаря, давал в журналах какие-то глупые интервью, и, хотя роль Матроны была в фильме главной, ни один критик про нее ничего не сказал.

Юбилей Матроны давно прошел. Она выпустила курс и собиралась набирать новый, как вдруг до нее дошли слухи, что на ее место готовят другую кандидатуру. Она навела справки. Кандидатура была бесталанная, нахрапистая – один из ее бывших учеников. Матрона подала заявление об уходе.

В припадке гордости она не учла, что пенсия ее будет гораздо ниже прожиточного минимума и, даже если она сама будет сидеть на воде и хлебе, собаке все равно надо покупать мясо и витамины.

Матрона снесла в комиссионку скромные драгоценности, но маленькая пачка денег растаяла мгновенно. Предложений не было. Подруга заходила на чай и приносила пирожные и фрукты. От пирожных или, вернее, от унижения Матрону тошнило, и теперь по ночам они не спали на пару с собакой. Зима давно кончилась, уже вовсю летел в окна тополиный пух, но Матрона постоянно мерзла и ходила по дому в лисьей шубе, грызла пальцы и бесцельно перебирала корешки книг.

«То соловей, не жаворонок…» – однообразно, без интонаций повторяла она. Эпоха Цезаря ее больше не интересовала. Наконец однажды утром она решительно встала с постели, скинула шубу, надела синее «ахматовское» платье и поехала в палатку «Красный Октябрь».

У Ивановой уже был огромный живот. Но, видимо, она продолжала пользоваться успехом – в углу на картонной коробке сидели замерев пять зрителей младшего школьного возраста. На сей раз Матрона услышала отрывок из «Трех сестер». Две женщины вошли в киоск вслед за Матроной и тоже благоговейно остановились, очевидно, знакомые с особенностями местной торговли конфетами. «В Москву, в Москву!» в этом районе звучало особенно горько. Иванова закончила сдавленным рыданием. Женщины и детвора громко захлопали.

«Нет у нее никакого мужа!» – поняла про Иванову Матрона.

– Возьми меня в напарницы! – легким тоном сказала она. – Мы с тобой тут такие диалоги будем разыгрывать, нас на антрепризу будут в соседние ларьки приглашать!

Иванова, в свою очередь, посмотрела на свою бывшую преподавательницу с той непередаваемой усталостью и мудростью, которая бывает в глазах беременных женщин, готовых скоро родить, что стало ясно: и она все поняла про Матрону.

– Придет хозяин – поговорим! – просто ответила Иванова.

И поскольку обе они были русские бабы, пусть одна – дитя надежды последних шестидесятых, а другая – никому теперь, кроме Матроны, не нужное дитя перестройки, они обнялись и заплакали. Теперь у них была общая роль.

Октябрь 2000 года

Проверка Чегетом

– Я придумал, куда мы поедем на мои студенческие каникулы, – сказал Сережа, выходя утром из ванной и ожесточенно, в своей манере, чтобы не тратить время на сушку феном, вытирая полотенцем коротко остриженную голову.

Я разливала по чашкам кофе и от неожиданности пару капель пролила на скатерть. Когда Сережа затевал какой-нибудь проект, он уподоблялся вихрю.

– Куда?

– Мы поедем на Чегет кататься на горных лыжах!

Скатерть было жалко. Я поставила кофейник и внимательно посмотрела на Сережу:

– Почему именно на Чегет?

Он уже бросил полотенце, как всегда, не на место, и, натянув футболку на мощные, красиво развернутые плечи, уселся завтракать, оседлав стул задом наперед.

– Потому что Швейцарию мы пока не потянем.

– А-а-а! – У меня в кошельке как раз осталась последняя бумажка на текущие расходы. – Тебе бутерброды с колбасой или сыром?

Он ответил, обжигаясь кофе:

– С тем и с другим, и можно побольше!

Я подвинула ему всю тарелку.

Микроволновка уже подогрела молоко до нужной температуры, и я насыпала в него геркулесовые хлопья.

– Так и ноги можно протянуть с твоего диетического питания!

– У меня еще есть яблоко. Подлить тебе кофе?

Он с готовностью протянул чашку.

– Так как тебе идея насчет Чегета?

Я нарезала яблоко кусочками.