Женщина, которой я хотела стать

Я набросала какие-то эскизы и полетела в Чикаго на встречу со всемогущим Чарльзом Мораном, руководителем отдела товаров для дома в Sears, продажи которого составляли около одного миллиарда долларов в год. Мама часто потом вспоминала, как в тот день я ушла из дома в шесть утра с огромной папкой, в которой была моя презентация. Думаю, даже она осталась под большим впечатлением от моего рвения и напора.

Помню этот зал для заседаний совета директоров – вокруг меня много белых мужчин среднего возраста со Среднего Запада, они бросают беглые взгляды на мои эскизы и разглядывают это странное существо из Нью-Йорка с копной кудрявых волос, иностранным акцентом и длинными ногами, которое пытается убедить их в том, что она должна стать дизайнером товаров для дома для американского среднего класса. Я могу только догадываться, о чем они подумали, когда в ответ на вопрос Морана о том, в какую сумму я оцениваю свою работу, я сказала, что не возьмусь за это меньше, чем за полмиллиона долларов. По тем временам это была неслыханная сумма, но я была молодой и дерзкой. Шли недели, и я стала бояться, что перегнула палку, но потом мне позвонили и сказали, что принимают мое предложение. Единственное, о чем я не подозревала, так это о том, что, подписав контракт с Sears, я нарушила табу. Если твои товары продаются в таких люксовых универмагах, как Neiman Marcus и Saks, нельзя одновременно работать с продавцами масс-маркета типа Sears. Но благодаря тому, что на мои платья в этих универмагах был сумасшедший спрос, мне это сошло с рук.

Уже в третий раз устроив в своей квартире дизайн-студию, я наняла Мариту, молодую девушку с превосходным вкусом, и мы начали создавать то, что, по сути, было линейкой моих фирменных товаров для Sears – коллекцию под названием The Diane von Furstenberg Style for Living Collection. Начав с простыней и полотенец, мы быстро перешли на шторы, посуду, ковры и в конечном итоге даже на мебель. У нас уходило много сил на разработку дизайна и координирование цветовой гаммы разных товаров, которые затем надо было презентовать целому полчищу байеров Sears в разных категориях. Вскоре я наняла пару опытных художников по тканям, Питера и Кристин Д’Асколи, которые стали руководить созданием коллекции для Sears. И оно того стоило. За семь лет, что я проработала с Sears, розничные продажи моей линии товаров для дома достигли ста миллионов долларов в год.

Неудивительно, что я называю этот период своего бизнес-пути американской мечтой. Я пишу эти строки, и даже мне самой сложно поверить в то, как многого я достигла за такой короткий срок. Меньше чем за пять лет я прошла путь от молоденькой девушки из Европы, намеренной заработать себе на жизнь, к успеху, который превзошел все мои ожидания. В 27 лет я купила поместье Cloudwalk, в 29 попала на обложку журнала Newsweek, а в качестве подарка на свое тридцатилетие купила себе огромную квартиру на 5-й авеню.

Разумеется, у моего успеха была цена. Меня не покидало ощущение, что мне нужно бежать все быстрее и быстрее, чтобы поспеть за бизнесом, и это вселяло в меня чувство тревоги. У моей тревоги были основания, и они подтвердились, когда американская мечта обернулась кошмаром.

Я знала, что это произойдет, но мой бизнес-партнер не слушал меня. Как и мой юрист, бухгалтер и Ферретти, если уж на то пошло. Я была тем человеком, который ездил по стране и лично появлялся в магазинах, видел бесконечное количество вешалок с трикотажными платьями с рисунком в одном универмаге и такое же количество вешалок все с теми же трикотажными платьями с рисунком в универмаге через дорогу. А они все видели только лавину заказов, посыпавшихся после обложки Newsweek, и поддерживали решение увеличивать производство платьев с запа́хом всех расцветок – бело-голубых, бело-красных, бело-зеленых! В шкафах у женщин по всей стране уже висело как минимум по два, пять, а то и десять экземпляров этих платьев, если не больше, – и спрос на них обвалился.

Я помню то воскресенье в январе 1978 года, когда целая страница в New York Times была заполнена рекламными объявлениями от каждого универмага города о распродаже платьев с запа́хом. Но я настолько привыкла видеть рекламу платьев, что меня это особо не насторожило. Масштаб бедствия я осознала только на следующий день, в снежный понедельник, когда в Women’s Wear Daily объявили, что рынок был «перенасыщен» моими платьями и что распродажи ознаменовали «конец тренда». Платья по-прежнему пользовались популярностью у публики, но за один день спрос на покупку новых рухнул в универмагах по всей стране. Я была близка к панике. Число заказов резко упало, и я оказалась со складом непроданных товаров стоимостью в 4 миллиона долларов. Что делать? Единственное, что мне пришло в голову, было тут же остановить производство двадцати пяти тысяч новых платьев, которые каждую неделю выпускались на фабрике Ферретти. Он был в ярости, но у меня не было выбора. Моя компания была на грани банкротства. Я была в шоке.