Женщина со шрамом

Пользуясь электрическим фонариком, Бентон справлялся с картой и указывал маршрут. В машине душно пахло керосином от одежды и рук Дэлглиша. Адам опустил стекло, и ночной воздух, холодный и душистый, заполнил его легкие. Узкие сельские дороги, то взбираясь вверх по склонам холмов, то опускаясь, разворачивались перед ними. По обеим сторонам вдаль простирался Дорсет, с его холмами и долинами, с маленькими деревушками, с каменными коттеджами. Движения на дорогах почти не было: стояла глухая ночь. Повсюду дома были темны.

Но вот Адам почувствовал, что изменился воздух: в нем появилась свежесть, пожалуй, больше ощущение, чем запах, но у него не могло быть сомнений — солоноватый привкус моря. Переулок сужался по мере того, как они спускались вниз через молчащую деревню и вскоре выехали на пристань Киммериджской бухты. Море перед ними искрилось под звездами и луной. Когда бы Дэлглиш ни оказывался близ моря, он чувствовал, что оно притягивает его, как зверя тянет к водопою. Здесь, вот уже бесчисленные века, с тех пор, как человек прямостоящий впервые встал на морском берегу, этот вечный, неизбывный шум, непрекращающийся, слепой и равнодушный, порождает столько самых разных чувств — и не в последнем счете, как сейчас у него самого, осознание преходящести человеческой жизни.

Все вместе они двинулись вдоль берега на восток, к пляжу под отвесным сланцевым утесом, темным силуэтом едва проступавшим во тьме; он поднимался отвесно вверх, черный как уголь, обрамленный у подножия растущей пучками травой и кустарником. Черные сланцевые плиты спускались к морю и уходили вглубь, словно дорога, мощенная омываемыми морем скалами. В лунном свете плиты блестели, как полированное черное дерево.

Они хрустели по гальке, освещая себе путь фонариками, водя их лучами по берегу и по дороге из черных сланцевых плит. Маркус Уэстхолл, всю поездку молчавший, теперь как-то оживился и шагал по прибрежной гальке, не чувствуя усталости. Они обогнули мыс и очутились у другого узкого пляжа, другого отрезка берега, усыпанного черными трещиноватыми глыбами. Им не удалось ничего найти.

Дальше идти было некуда. Отлогий берег закончился, путь преграждали утесы, нисходящие в море. Дэлглиш сказал:

— Ее здесь нет. Надо поискать на других участках берега.

Ему ответил хриплый голос Маркуса Уэстхолла, пытавшегося перекричать ритмичный грохот моря:

— Там она не плавает! Она сюда бы пришла. Она должна быть где-то здесь, в море.

Дэлглиш спокойно возразил:

— Мы возобновим поиски при дневном свете. Я думаю, здесь мы сейчас закончим.

Но Уэстхолл уже снова пробирался вперед по каменным плитам, опасно балансируя, пока не вышел к кромке прибоя. Там он остановился, силуэтом вырисовываясь на фоне горизонта. Взглянув друг на друга, Дэлглиш и Бентон двинулись к нему, осторожно перепрыгивая с одной омываемой прибоем плиты на другую. Уэстхолл не оборачивался. Море под испещренным звездами небом, низкие облака теперь приглушали сияние луны и звезд, казалось Дэлглишу безостановочно кипящим котлом грязной мыльной воды, которая вздымается пеной, заполняя расщелины между скалами. Прибой набегал мощно, и ему было видно, что брюки у Уэстхолла намокли, и как раз когда он встал рядом с ним, полногрудая волна неожиданно разбилась о ноги неподвижно стоявшего Маркуса, чуть не сбив их обоих со скалы. Дэлглиш подхватил его под руку, помогая удержаться на ногах, и проговорил тихо:

— Уйдем отсюда, ее здесь нет. Вы ничем не можете ей помочь.

Не промолвив ни слова, Уэстхолл позволил помочь ему перебраться через предательские сланцы, а потом поддался на мягкие уговоры сесть в машину.

Они проехали уже полпути к Манору, когда затрещало радио. Говорил К-Д Уоррен:

— Мы нашли машину, сэр. Она отъехала не дальше Бэготовой рощи, меньше чем полмили от Манора. Сейчас обыскиваем рощу, сэр.

— А машина открыта?

— Нет, сэр, заперта. И никаких признаков, что внутри что-то есть.

— Хорошо. Продолжайте. Я к вам присоединюсь.

Участвовать в таких поисках ему вовсе не хотелось. Раз она припарковала машину и не воспользовалась выхлопными газами, чтобы покончить с собой, то скорее всего речь могла идти о повешении. Повешение всегда его ужасало, и не только потому, что долгое время это был основной вид казни в Британии. Как бы милосердно эта казнь ни осуществлялась, всегда было что-то особенно унизительное и бесчеловечное в том, что человек вздергивает на виселицу другое человеческое существо. Он почти не сомневался, что Кэндаси Уэстхолл покончила с собой, но — Господи, прошу Тебя! — только не таким образом… Не оборачиваясь, он сказал Уэстхоллу:

— Дорсетская полиция нашла машину вашей сестры. Ее в машине нет. Я отвезу вас в Манор. Вам нужно обсушиться и переодеться. Теперь вам остается только ждать. Нет совершенно никакого смысла предпринимать что-то еще.