Женщины Девятой улицы. Том 2

Все шло довольно гладко, но лишь до тех пор, пока Барни не заметил, что Джоан тянется за добавкой. «Я бы на твоем месте не стал этого есть, — проворчал он. — У тебя скоро совсем не останется талии». Услышав это, Джоан взяла спелый мандарин из вазы с фруктами, встала и с огромной силой швырнула Барни в голову. Тот пригнулся, и мандарин приземлился на нашей девственно чистой стенке, покрыв все вокруг желтыми брызгами… В начале дружбы с Россетами наша функция вообще заключалась в основном в том, чтобы быть свидетелями их бесконечных поединков. Это немного походило на игру, будто им для «представления» требовалась какая-нибудь наивная аудитория[1095].

И вот однажды среди всего этого хаоса на Десятую улицу к Джоан заглянул беспечный и ничего не подозревавший итальянец по имени Лео Кастелли — он хотел взглянуть на ее картины. Как он сам рассказывал, художники тогда собирали работы для выставки на Девятой улице, и он решил посмотреть, что им может предложить Джоан Митчелл[1096]

.

Часть III. 1951–1955 годы

Оставить след

Глава 32. Творческий каминг-аут

Общество завидует тому, кто остается за его пределами, и придет за ним.

Джозеф Кэмпбелл. Тысячеликий герой[1097]^,

[1098]

[1099]

Вокруг высокого подиума густо, словно деревья в лесу, стояли студенческие мольберты. На возвышении полулежала обнаженная натурщица, недвижимая и покорная. Так позировали на протяжении всего предыдущего тысячелетия женщины перед мужчинами, которые использовали краски и уголь для воссоздания их природной красоты на бумаге и холсте. В начале 1951 г. такой моделью была Грейс Хартиган. На первой персональной выставке художницы, прошедшей в галерее «Тибор де Надь» в январе того года, не продалось ни одной картины. Подготовка к ней только увеличила и без того ужасающий долг художницы, и, чтобы хоть немного увеличить то, что она со смехом называла своими доходами, девушке пришлось вернуться к работе натурщицы за 95 центов в час[1100]. Но ее отношение изменилось. Год назад Хартиган, позируя студентам, с почтением прислушивалась к словам преподавателей, которые, бродя среди мольбертов, оценивали старания учеников. А теперь, став куда более опытным художником, Грейс все чаще замечала ошибки в комментариях этих учителей. Так, однажды на уроке живописца Уилла Барнета в Лиге студентов-художников Нью-Йорка Грейс не смогла сдержаться, когда тот, по ее мнению, совершенно неправильно толковал искусство прошлого и принижал заслуги друзей-художников, которыми она искренне восхищалась. Художник и будущий критик Лоуренс Кэмпбелл был на том уроке и вспоминал тот день так: