Женщины Девятой улицы. Том 2

В дополнение к мексиканскому поэту-бойфренду Джоан (который, как неоднократно намекала чикагская колонка городских сплетен, был ее тайным мужем) тем летом в Гуанахуато приехал Дик Боумен, а затем еще и Барни[907]. Последний гнал за рулем полторы тысячи километров без остановок (хотя, по собственному признанию, иногда с опасностью для жизни «отъезжал» прямо на водительском сиденье) — и все ради того, чтобы убедить любимую вернуться домой[908]

.

После встречи в «Переулке жестяных кастрюль» Джоан виделась с Барни очень часто. Это был бурный роман с сексом на заднем сиденье «олдсмобиля», болтовней по ночам по уоки-токи между крышей пентхауса Россетов и апартаментами Митчеллов и полетами сквозь метели на легкомоторном самолете, одолженном Барни у друга[909]. Были также экскурсии в мир джаза под металлическим навесом чикагских надземных поездов. Барни познакомил Джоан с этим миром во всем его богатстве и разнообразии: тут встречались черные и белые, евреи и язычники, мужчины и женщины, геи и натуралы.

Барни Россет с его большим и сложным жизненным опытом, энергичный и чрезвычайно увлекающийся, не был похож ни на одного мужчину или парня в окружении Джоан. Каждое решение Барни предполагало какое-нибудь интересное приключение. А еще в нем жил гнев, сопоставимый с ее собственным (хотя в его случае не направленный на него самого). Эта пара образовала поистине потрясающую и очень редкую комбинацию — они были сразу и пылкими любовниками, и близкими друзьями.

Учебу Барни на кинофакультете Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе прервала война. После Пёрл-Харбора он поступил в пехоту, надеясь попасть на передовую. Однако у начальства были насчет образованного парня другие планы: его определили на краткосрочные курсы по подготовке офицерского состава, после которых лейтенант Барнет Россет — младший попал в фотошколу войск связи во Флашинге[910]

.

В 1944 году Барни вручили фотоаппарат и отправили в зоны конфликта, в Китай и Индию. Его задача, как и любого военного фотокорреспондента, заключалась в том, чтобы беспристрастно документировать войну, ужасающие последствия битв и сражений. Он снимал кадр за кадром, чтобы потомки могли видеть ужасы, на которые, оказывается, способен цивилизованный человек. В Китае на черно-белые снимки Барни попала «Ити-Го», самая крупная операция Японии против китайских войск в ходе японо-китайской войны[911]. Психологически подготовиться к масштабам разрушений в стране размера Китая было невозможно: разграбленные деревни, усыпанные телами улицы, дети, бродящие в этом аду, словно бездомные собаки.

О людях, которые воевали, как Барни, часто пишут: будучи фотографами (читай: наблюдателями), а не бойцами, они в значительной мере оказались избавлены от ужасов и страданий страшных битв. Это неправда. Барни был приписан к наступающим на Императорскую армию Японии китайским войскам и, не ограничиваясь функциями фотографа, тайно проводил китайских партизан на территории, контролируемые японцами[912]

.

В одном письме с фронта он писал родителям: «Ты получаешь приказ и подчиняешься ему, но ты не позволяешь военным брать весь риск на себя. Мое подразделение — единственный отряд фотокорреспондентов в сухопутных войсках в Китае; когда весь этот ужас закончится, наши фотографии будут единственным историческим документом всех этих событий»[913].

Многое из того, что Барни видел через видоискатель своего фотоаппарата, навсегда запечатлелось в его мозгу, и когда он вернулся в США, у него появились явные признаки расстройства, которое позже назовут посттравматическим стрессом. Оно никуда не денется и в зрелом возрасте: временами Барни не мог спать, не мог есть и в конце концов начал искать утешения в алкоголе и наркотиках. «Он постоянно пил ром с колой и мартини, — рассказывала его будущая жена Астрид Мейерс. — Иногда в одной руке один напиток, а в другой второй. А еще он принимал амфетамины»[914]. Но все это в будущем. А в 1946 году, демобилизовавшись и вернувшись в Чикаго, парень искал утешения в борьбе за социальную справедливость и в Джоан.

Барни поступил в Чикагский университет и начал активно участвовать в деятельности политических групп в университетском городке и вне его, в том числе в работе Комитета американских ветеранов (пацифистская альтернатива Американскому легиону и Ассоциации ветеранов иностранных войн) и коммунистической партии.